Удивление перед жизнью. Воспоминания - Виктор Розов

Кстати, когда я в тысяча девятьсот тридцать седьмом году купил книгу «Москва, 1937», то пришел в ярость и разорвал ее в клочья. Я не мог понять, то ли знаменитый писатель лишился наблюдательности, то ли это какая-то игра интересов? Так не понять событий, которые творились в нашей стране именно в те годы, в тысяча девятьсот тридцать седьмом! Так возвеличить зловещую фигуру Сталина! Что случилось с Фейхтвангером, до сих пор ума не приложу. К счастью, Ромен Роллан остался на высоте.

О самой сути разговоров со Сталиным Мария Павловна, собственно, рассказывала мало. Беседа шла о нашей советской жизни, о ее прошлом – когда Мария Павловна была советской гражданкой и вращалась в литературных кругах тех лет.

В следующий приезд в Париж я вновь встретился с Марией Павловной и она мне подарила копию письма, посланного ее мужу из Одессы. Письмо это произвело на меня сильное впечатление. К сожалению, не могу привести его дословно, так как отдал в какой-то музей, кажется, в Литературный, или в архив, но приведу его содержание, пересказывая своими словами довольно точно.

Начиналось оно так: «Дорогой товарищ Ромен Роллан! Я пишу «товарищ» как слово, самое для меня дорогое. Я вор-рецидивист, предводитель одесской большой банды. Однажды в поезде я украл чемодан. Распродав вещи, которые там были, на дне чемодана я нашел Вашу книгу «Жан Кристоф». От нечего делать я стал ее читать, и когда прочел, стал искать Ваши книги во всех библиотеках. И все, что нашел, прочел. После чего пошел в милицию и заявил на себя. Отсидел весь положенный срок и теперь я работаю, у меня семья – жена и дети – я понял, что только честный человек, который зарабатывает на жизнь своим трудом, может быть счастливым. Спасибо Вам, дорогой товарищ Ромен Роллан. Пришлите мне Вашу фотографию, хотя бы вырезанную из газеты, чтобы я мог видеть своего спасителя».

Вот так. Я позволил себе взять рассказ о письме в кавычки, потому что смысл его изложил точно и даже постарался передать его дыхание. Вот оно, значение великой и чистой, высокохудожественной литературы начала века. И когда я сейчас наблюдаю за прорвавшимся к нам потоком безнравственной, разлагающей душу литературы, фильмов, полных насилия и разврата, цель которых – пробуждать в людях самые низменные инстинкты, я мечтаю о времени, когда появятся наши новые гении, способные пробудить души, родственные автору процитированного мною письма до его духовного воскрешения.

Мне думается, что те деятели культуры, которые считают, что под вывеской свободы слова смело срывают покровы с до сих пор скрываемых тайн и делают своего рода открытия, на самом деле просто уничтожают в человеке самые необходимые и даже святые качества, такие, как стыд, скромность, достоинство и честь.

«И чувства добрые я лирой пробуждал» – вот великий завет гения.

Да, второй не было. Хотя вслед за ней одна за другой и именовались первыми. Но это уже чистая условность ритуала. Она была первой и единственной – Жаклин Кеннеди. Позднее добавилось – Онассис.

Не собираюсь, да и не могу писать о ней по той причине, что знаю о ее жизни только то, что знают все. Но фотография, где мы сняты вместе с Жаклин Кеннеди, как это ни удивительно, у меня за стеклом книжной полки. Сделал эту фотографию Владимир Васильевич Карпов, прозаик, Герой Советского Союза, бывший первый секретарь Союза писателей. Замечу только, что в те шестидесятые годы, во времена президентства ее мужа, Джона Кеннеди, она и ее муж часто появлялись на наших телеэкранах. Слава Джона Кеннеди гремела на весь мир, и Жаклин, стоявшая рядом, улыбающаяся, едва ли не была главной причиной его громкой славы. Несказанно хороша! Рождают же небеса такие прелестные создания!

Что мы о ней лично знали? Ничего. Но мы видели ее, и этого было достаточно. Я помню старые телекадры не только в счастливые и спокойные моменты ее жизни, но и в те трагические, когда убили ее мужа, человека, тоже награжденного природой, да очевидно и выдержкой, на редкость обаятельного и любимого нашим народом хотя бы за то, что он вместе с Хрущевым мирно разрешил Карибский кризис; кадры, когда, пробитый пулями, ее муж падает в автомобиле, а Жаклин, можно сказать, вываливается из того же автомобиля на мостовую; помню ее идущей через несколько дней за гробом мужа, печальную, но прекрасную. Убийство Джона Кеннеди – по сей день тайна. Америка, вернее, ее тайные властители – люди безжалостные, они могут в целях своих выгод истребить или поработить целый народ, неугодный им, а могут и тайно убить своего президента.

Как же так получилось, что Жаклин Кеннеди и я очутились рядом? Вся моя жизнь состоит из цепи случайностей, драматических и прекрасных. Так и в данном случае. Союз писателей в 1988 году направил в Америку делегацию на переговоры с какими-то важными людьми, кажется, из сферы предпринимательства. Признаюсь, зачем ехала наша делегация, понятия не имею и, проехав с ней до конца, до возвращения в Москву, так и не понял, зачем ездили. Лично я получил массу удовольствия, мне именно этого и хотелось.

Состав делегации был солидный и приятный: руководитель и первый секретарь, как я уже говорил, Владимир Васильевич Карпов, замечательный юморист Михаил Жванецкий, директор издательства «Художественная литература» Георгий Анджапаридзе, Татьяна Толстая и другие.

Жаклин Кеннеди

Много раз я ездил в Америку – и с Катаевым, и с Граниным, и с двумя-тремя делегациями, но никогда не знал цели поездки. Ну, разве что джентльменский обмен визитами. Один раз ездил со смыслом: читал лекции о советской драматургии в Канзасском университете. Вот тогда я был, что называется, в своей тарелке. Но я немножко об этой поездке уже писал и о поездках с Катаевым и Граниным тоже поведал. Нет, там все же был какой-то смысл, ну хотя бы американцы знакомились с нами, а мы с ними, и, честное слово, встречи наши со студентами университетов носили удивительно дружеский характер. Они нам нравились и, смею думать, мы им тоже. И отчего спустя много лет на нас вызверился Джордж Буш и обозвал нашу страну «империей зла»? Ну, это вопрос политический, я по этому поводу высказываться не буду, так как не политик и не могу решить, кто «империя зла» – мы или Америка.

Упомянутая же мною поездка, связанная с Жаклин Кеннеди, для меня была совершенно бессмысленной. Куда-то нас приглашали, с кем-то мы встречались, где-то нас потчевали до отвала, и все какие-то важные люди. Особенно запомнился ужин, данный в нашу честь, в доме какого-то архимиллионера. Какое количество блюд подавалось за столом! Какое количество лакеев! Не знаю, чего было больше, – лакеев или блюд.

Я ем мало, и потому горько переживал, что не мог не только съесть все, но даже попробовать. Тарелки с кушаньями сменялись одна за другой, и я, попробовав пару первых блюд, лишь любовался посудой: фарфоры севрские, голландские, английские… Я, черт бы меня побрал, даже марок посуды не знаю, хотя очень люблю красивые вещи. Иметь их в доме не считаю обязательным, но в музеях любуюсь. Конечно, это не мое достоинство, просто я жил до тридцати шести лет в бедности и привык к простоте нравов. Поверьте, я мог бы в свое время купить себе и чашку, и тарелку драгоценного фарфора, но тогда, из опасения разбить их, еда не лезла бы мне в горло. Да и вообще я считаю, человек должен жить скромно.