Честь – никому! Том 2. Юность Добровольчества - Елена Семенова

В мёртвом городе бушевала метель, и сквозь неё шли две тени. Женщина, едва переставляющая ноги в огромных сапогах, опирающаяся на палку, и девочка, хватающаяся за полы её пальто, чтобы не потеряться. Заката не было, потому что свет стал безысходно сер, тёмен, и снег скрипел под ногами, увязающими в нём, и ветер выстуживал жизнь в истощённых телах и развивал отрёпья.

– Тётенька, вы правда мне хлебца дадите?

– Конечно, правда.

– Тогда я вам мамины сапожки подарю…

– Спасибо, золотце…

14-15 декабря 1918 года. Киев

Странен был вид обречённого города. Отчего-то никто не спешил встать на его защиту. Ломились от публики театры, переполнены стояли кафе. На всех углах гремела музыка. Мелькали лёгкого нрава девицы и сомнительной наружности типы – для них стояла золотая пора. А сколько шикарно одетых дам передвигалось по улицам Киева под руку с офицерами, совсем не спешившими на фронт! Последний, торопливый парад одуревших, обречённых на гибель людей. В последний раз – показать блеск нарядов. В последний раз – пройти под руку с прекрасной дамой. В последний раз – покутить в кабаке на последние же! В последний раз – ласкать женщину. Все, абсолютно все жили в сознании надвигающейся катастрофы (уж заполнившие город беженцы из Совдепии – никак не могли слепы быть, и пережившие прошлогоднюю бойню киевляне – тоже), но никто не шевельнул пальцем, чтобы её отвратить. Всем было «не больше всех надо». Жизнь свою хотя бы – кому больше надо было спасать?.. А жизнь была копейкой. Её прожигали – в последний раз. И вся Россия – так же в последний раз жила? Гибла так же напрасно и бессмысленно?..

Вначале была надежда – немцы. Что за позор! Украина не заботилась созданием своей армии, которая защитила бы её. А всецело полагалась на силы вчерашнего врага, чьи серые мундиры унылыми пятнами мелькали в великолепии нарядов публики. Именно публика наполняла Киев в эти горькие дни. Это был не народ, не общество, а публика. Публика не умеет защищаться. Но публику и никакого стремления нет защищать. Публике только и радость – злорадно посулить большевика или Петлюру: ужо они вам!

И вот, «ужо» наступало, Петлюра входил в Киев. Даже на подступах некому было сражаться с ним. Немногочисленным защитникам объявили:

– Командующий бросил нас. Вы вольны делать всё, что хотите.

Командующий? Генерал Долгоруков? Бросил?.. Этот высокородный подлец с аксельбантами ещё днями со страниц газет клялся умереть со своей армией! А теперь бежал первым. Ах, жалость! Отдать бы эту крысу Петлюре!

Но не о Долгорукове впору было думать, а о самих себе. Юнкер Родион Марлинский принял решение мгновенно. Конечно, оставаться в Киеве, где менее года назад погиб отец, где краснокрестной сестрой милосердия работала мать. Конечно, быть верным и сражаться до конца.

Артиллерия громыхала у самых стен города, несколько часов оставалось до Петлюры. С винтовками за плечами Родя и его друг Кока Куренной быстро шли, временами переходя на бег, по запруженным перепуганными людьми, волнующимся улицам. Кто мог, покидал город, другие прятались, третьи бессильно ожидали конца. Под ногами хлюпал подтаявший, стоптанный многими сапогами и калошами снег.

– Погоди! – Кока остановился у одного из немереного числа кафе. – Зайдём!

Родя смерил недовольным взглядом отличавшегося чрезмерной дородностью друга, фыркнул:

– Сколько можно жрать! Да ещё перед боем! Вот, угодит тебе Петлюра штыком в живот!

– Ты не понял. Там отец с матерью… Проститься… – смутился Кока.

– А… Тогда пойдём, – милостиво разрешил Марлинский.

В кафе было многолюдно даже в этот час. Куренные сидели за столиком и обедали. Точнее сказать, обедал, чинно хлебая борщ, отец семейства, а мать лишь беспокойно озиралась в ожидании сына. Юнкера подошли к столу, и Кока сразу объявил:

– Батьку, матушка, я пришёл проститься. Ухожу воевать с петлюровцами.

Отец опустил ложку, покрутил длинный ус. Был он похож на сечевого казака из дружины Тараса Бульбы. Не выразил ни волнения, ни удивления:

– Борща хочешь, сынку?

– Нет, батьку. Нам, может, в бой…

– Сыночек, да какой же бой?! Одумайся! Куда ты, шалый, один на Петлюру полезешь? Я тебя не пущу! – слёзно запричитала мать.

– Нет, не могу. Я должен идти.

Родя переминался с ноги на ногу. Ему надоела эта затянувшаяся сцена: дёрнуло же Коку явиться к родителям со своим решением – теперь пока уляжется, а времени чуть! В это время что-то громыхнуло у самого входа в кафе, со звоном вылетели стёкла, повалил дым, вспыхнула стрельба. Посетители спешно повалились на пол. Воспользовавшись замешательством, Родя ухватил приятеля за рукав и потащил за собой. Пригибая головы, юнкера выбежали на улицу, пробежали квартал и наткнулись на несколько офицерских взводов.

– Никита! – радостно крикнул Кока, завидев среди офицеров брата.

Никита Куренной, молодой, сбитый офицер с коротко остриженной головой и пышными усами обернулся:

– Никол? Ты как здесь?

– Да вот, мы с Марлинским с Петлюрой драться решили!

– Только вас и ждал он, чтоб по затылку потрепать, – усмехнулся Никита. – Отправил бы я вас, вояк, домой, да, боюсь, это сейчас ещё опаснее.

– Куда вы идёте? – спросил Родя, сняв с плеча тяжёлую винтовку и опёршись на неё.

– Хотим выбраться из города.

– А потом?

– На Дон, конечно!

– На Дон! – счастливо выдохнул Кока. И у Роди также загорелось: на Дон! Куда же ещё? На Дон! К Деникину! И продолжить борьбу! А Никита почему-то никакого восторга от идеи этой не испытывал. Ничего не сказал больше.

– Можно с вами пойти?

– А куда ж вас ещё?

Между тем, отряд продолжал топтаться на месте. Колонна, в которой набралось порядка двухсот человек, дотянулась до Крещатика и остановилась у гостиницы.

– Господа, отряд без командира, это стадо баранов!

– Нужен командующий!

– Сбегай до Берлина, возверни ихнее превосходительство генерала Долгорукова и ихнюю светлость гетмана Скоропадского!

– В рот им дышло обоим!

– На ближайших фонарях за ноги вздёрнуть!

– Господа, без командования мы не можем продвигаться! Нужно что-то решить!

– А что тут решать?! Все генералы драпанули с немцами, а нас оставили кровью захлёбываться!

– Не все! – это Никита баском крикнул.

– Кого же вы предлагаете, ротмистр?

– В Киеве находится генерал от кавалерии граф Келлер!

Забилось сердце учащённо. Конечно! Келлер! Имя это хорошо известно было всей России. Лучший кавалерийский начальник в годы Великой войны. Первая шашка Империи! Его имя было так популярно, что тринадцатилетние и пятнадцатилетние мальчишки, даже из богатых и благополучных семей, убегали из дома служить к нему. Среди этих мальчишек, мечтавших воевать под началом Графа, был и Родя Марлинский, и Кока Куренной, и звонкие мальчишеские голоса их восторженно поддержали: