Лоенгрин, рыцарь Лебедя - Юрий Никитин

Она в отчаянии заламывала руки, женское чутье подсказывает, что делает не только глупый шаг, но и опасный, однако мысль, что Лоенгрин уже накрепко привязан к ней и к трону герцога, как сам только что признался, заставила сказать:

– Дорогой, но ты же обо мне знаешь все!.. Скажи и ты!

Она ахнула, когда он резко повернулся и вышел из комнаты. Инстинкт велит броситься вслед, расплакаться и умолять, что сделала глупость, прости, поддалась женской слабости, больше никогда-никогда, однако вспомнила уроки Ортруды, что она не только дочь великого и славного подвигами герцога Готвальда, но ведет род через множество поколений от самого Фарамунда, надменно вздернула носик, напомнила себе слова мудрой Ортруды, что теперь уж этот блистательный рыцарь от нее никуда не денется, и осталась в комнате, только не удержалась и бросилась к окну.

Во дворе раздались грубые мужские голоса. Она укрылась за кисейной занавеской, да не увидит он, что она обеспокоена, а то еще возомнит нечто.

Во дворе никого, кроме слуг, люди Тельрамунда и он сам в нижнем зале за столами, и, не выдержав ожидания, она пошла вниз и почти сразу наткнулась на Лоенгрина, он стоит у окна и смотрит вдаль, суровый, одинокий и печальный.

Она выпрямилась и, помня, что женщина должна быть твердой, только тогда получает то, что желает, вскрикнула:

– Но почему ты мне совсем не доверяешь?.. Почему ты хранишь от меня эту тайну? Разве я предам тебя?

Лоенгрин повернулся к ней, бледный, как сама смерть, в глазах смертельная тоска, лицо побледнело и осунулось.

– Эльза, – проговорил он с мукой, – ты самый лучший и самый дорогой и драгоценнейший для меня человек на свете. Никому больше я не доверяю, и никого больше я не ценю…

Она закричала громко и сама чувствовала, как некрасиво искривила рот и стала в этот момент просто безобразной:

– Ну так почему же?

Он сказал с такой болью, что побледнел еще сильнее, а ладонь его опустилась на левую сторону груди и помассировала сердце.

– Эльза… я же сказал, ты – самый дорогой для меня человек на свете…

– И что?

Он взглянул на нее со скорбью.

– Но есть, – прошептали его бледные губы, – нечто выше, чем этот свет. Есть Господь, вера, честь, истина… Их нельзя предавать ради земного. У рыцаря выше любви ничего нет, но не у паладина.

Она завизжала:

– Ты мне голову молитвами не забивай! Скажи, что скрываешь?.. Кто, кто твой отец?.. Чей ты сын?.. Почему отказываешься сказать правду о своем происхождении?

Он поднялся, лицо его стало смертельно бледным, а глаза погасли. Двигаясь, как тяжелобольной, он пошел к выходу из комнаты, оглянулся и так вздохнул, что у Эльзы едва не разорвалось сердце, но она стиснула челюсти и выше задрала голову, чтоб он видел: она не отступит, она добьется правды!

Лоенгрин спустился в холл, из нижнего зала доносятся суровые мужские голоса, там Тельрамунд с его людьми, но он прошел мимо, толкнул дверь и вышел во двор.

Служанка Алели попалась навстречу с корзиной чистого белья, на молодого герцога взглянула с ужасом, что-то поняв женским сердцем, вскрикнула отчаянным голосом:

– Моя госпожа любит вас, сэр Лоенгрин!

– Но сына короля любила бы больше, – ответил он горько. – Или хотя бы сына герцога.

– Вы не вернетесь?

– Как легко побеждать огров и драконов, – произнес он с грустью, – управляться с волчьими стаями, и как трудно ладить с людьми…

Вдали на водной глади Шельды показалась серебристая лодка, влекомая огромным лебедем. Наклонившись вперед, он загребает обеими лапами воду с такой мощью, что ладья буквально летит за ним к берегу.

Лоенгрин прошел под аркой ворот замка и медленно пошел к берегу. Лицо его было скорбно, в глазах стояла печаль.

Из ворот поспешно выходили следом испуганные и взволнованные гости, устремлялись за ним, но непонятная робость охватывала всех, и они останавливались, образуя широкий полукруг.

Тельрамунд вышел вместе со своими рыцарями, но затем к нему подошла Ортруда и встала рядом.

Лоенгрин обернулся, все увидели в его синих глазах настолько глубокую печаль, что среди собравшихся послышался плач.

– Мое имя, – произнес он негромко, но с такой силой, что услышали все, – Лоенгрин. Я сын доблестного короля Парцифаля, в молодости он был самым великим рыцарем короля Артура! Многие уходили на поиски Святого Грааля, но только мой отец нашел и теперь вместе с другими паладинами хранит In fernen Land, innahbar euren Schritten – в далеком горном королевстве, куда пути скрыты. Для нас все люди – братья, и никого нет выше или ниже по происхождению… Я, принц Лоенгрин, был мужем Эльзы до тех пор, пока ей мое происхождение не стало важнее того, кто я есть и какой я есть…

Ортруда крикнула с торжеством:

– У нее не было любви и понимания! Обожание – не любовь!..

Лебедь подплыл к берегу, лодка с разгону проскрипела днищем по песку и застыла. Оттуда поднялся заспанный мальчик лет семи, потер кулаками глазами и удивленно оглянулся.

Лоенгрин вошел в воду по колени, взял его под мышки, вынес на берег.

– Это Готфрид, – сказал он громко и внятно, – младший сын герцога Готвальда. Я просил братьев-паладинов разыскать его, какие бы силы ни умыкнули… Я знаю, кто его похитил и зачем, но… прощайте все! К сожалению, я приходил напрасно.

Он перешагнул через борт, лебедь тотчас же торопливо заработал лапами с красными растопыренными перепонками. Лодка начала быстро удаляться.

Со стороны замка долетел отчаянный крик. С каменного ограждения высокой башни женщина в белом платье и с развевающимися золотыми волосами сделала шаг вперед, раскинула руки.

На миг всем почудилось, что вот сейчас взлетит и помчится за сверкающим рыцарем, настолько легка и трепетна ее фигура. Широкие рукава платья распахнулись, как лебединые крылья, но в следующее мгновение она стремительно понеслась навстречу каменным плитам двора.

Женщины с плачем отворачивались и прятали глаза у мужчин на груди, рыцари угрюмо сжимали кулаки, только Ортруда торжествующе расхохоталась.

Тельрамунд с трудом оторвал взгляд от башни замка. Никто не сдвинулся с места, а он, тяжело шагая, подошел к мальчику. Тот вскинул голову и с вопросом в глазах посмотрел на великана. Тельрамунд опустил огромную ладонь на его пушистые светлые волосы, но сам уже смотрел вслед быстро исчезающей вдали золотой ладье.

– Может, и рано приходил, – прорычал он, и голос его был подобен грому, – но все-таки… все-таки не зря.

Никто не шевелился, а он преклонил перед мальчиком колено и сказал тем же страшным голосом:

– Перед всем рыцарством Брабанта заявляю… герцогство принадлежит сыну Готвальда, вот этому малолетнему Готфриду! И приношу ему клятву верности.