Убить демиурга! - Юлия Фирсанова

Там, почти на шестидесятиметровой высоте, Пепел застыл практически неподвижно. Шевелились лишь крылья, поддерживая на весу хозяина и его драгоценную ношу. Летун очень-очень медленно поворачивался вокруг своей оси. Шотар нюхала, нюхала до тех пор, пока не издала сначала одно неуверенное, а потом еще два уже явно категоричных потявкивания. Ветер, донесший нужный аромат, прилетел с юго-запада.

– Уверена? Ника там? – тихо переспросил Эльсор.

Шотар снова тявкнула, и альсор пошел на посадку.

– Нам туда! – махнул рукой мужчина в указанном собачкой направлении.

Альраханцы снова взметнулись в седла и понеслись напрямик по лиловой степи.

Отважная маленькая собачка с уникальным чутьем вела троих всадников. Время от времени, когда Шотар начинала неуверенно подергивать ушками и ерзать на луке седла, Пепел снова брал ее на руки и взмывал вверх. Там песик ловил отголоски знакомого запаха, направление корректировалось, и продолжалась скачка.

Болевой импульс пронзил альсоров на вторые сутки пути. Нить крови, сотворенная ритуалом в родовом храме на крыше дворца, только казалась порванной. Тончайшая, неощутимая связь сохранялась все это время, и боль, переданная по ней, была такова, что мужчины, скрючившись в мучительных судорогах, удержаться в седлах и не заорать смогли лишь чудом. Чудом и краткостью мига мучений, схлынувших так же внезапно, как настигли двоих связанных ритуалом. Первый миг облегчения сменился нарастающей тревогой за Веронику, тревогой на грани паники, и более мучительным, чем все мучения физические, вопросом: если это была ее боль, то почему они прекратили чувствовать?

Возможных причин было три, и об одной из них даже думать не хотелось. Боль могла прекратиться потому, что связь прервалась окончательно, или девушке больше не было больно. Но также, и это знал каждый, боль кончалась, если тело пересекало грань между жизнью и смертью.

Клетка ехала удивительно ровно, покачивая девушку, будто в колыбели. Магия или конструкторский гений были тому причиной – Нике не пришло в голову задуматься. Вроде случилось столько неприятного, зловещего, возможно, в перспективе трагичного, а сны похищенной жертвы были тихи и безмятежны, напоены сладостью сухой травы. В детстве Ника любила валяться на сене, вдыхая запах до тех пор, пока не начинала чихать. Не оттого ли знакомый аромат подействовал лучше самого сильного снотворного?

Дремал всадник, не сходя с лошади, привычный к любым условиям и почти безразличный к ним. Так уж был воспитан. Садовник смежил веки, машинально направляя коня верной дорогой, и не видел, как странный, с красновато-медным отливом свет залил клетку, где почивала Видящая Вероника. Та самая девушка, которую альраханские альсоры полагали одним из сокровищ своего государства и с личным отношением к которой не мог определиться похититель. У него вообще впервые возникло что-то похожее на это самое отношение. Пожалуй, Садовник и Эльсор по прозвищу Пепел могли бы найти общую тему для разговора, но слишком большое расстояние разделяло этих двоих ныне, и речь не только о географических категориях.

Веронику разбудил странный свет, не солнечный и не звездный, ничуть не похожий на свет здешней луны. Быть может, он лишь немного напоминал цвет неба на предвещающем ветреный день закате, смешанный в равных пропорциях с пламенем жаркого костра. Или даже с костром больше, потому что кроме света девушка ощущала всем телом, даже той его частью, что куталась в плащ и зарывалась в сено, тепло.

Глаза распахнулись легко, не так, как случается, если просыпаешься среди ночи от жажды или иной потребности. А будто она проспала до самого утра. Ника села на импровизированном ложе, с удивлением изучая того, кто составил ей компанию за решеткой.

Примерно, или нет, пожалуй, точно посередине клетки, словно это место определяли специально при помощи штангенциркуля, сидел на корточках мужчина. Обычно в такой позе нет ничего элегантного и уж тем более величественного, но незваный и нежданный ночной посетитель даже при таком положении тела умудрялся выглядеть еще более гордо и независимо, чем король королей. А еще, об этом тоже не стоило забывать, он светился. Ровный ореол окружал тело брюнета, многочисленные тонкие косицы волос его были собраны в переброшенный через широкое плечо и все равно ниспадающий до талии хвост. Торс, не считая истрепанного кожаного жилета на голое тело, был обнажен. Короткие узкие штаны оканчивались чуть ниже колен, а ноги были босы. Правильные черты гордого, надменного лица просились на монету. А выражение… о, выражение было странно задумчивым. Оно больше подошло бы философу, нежели воину. Однако меч в потертых ножнах, лежащий на коленях, вряд ли подошел бы работнику умственного труда.

– Добрый вечер… – Ника запнулась и вежливо поправилась: – Доброй ночи. А вы кто?

– Сарстисар, – не отвечая на приветствие, назвался гость.

– Тезка или бог? – уточнила девушка.

Все-таки свечение вокруг тела свидетельствовало в пользу последней версии. Вряд ли мужчина натерся каким-нибудь светящимся составом, чтобы не зажигать фонарика на ночной прогулке.

– Бог, – обыденно прозвучал низкий баритон.

– Чем обязана?

Удивилась Вероника не сильно. Все-таки в ее жизни за последнее время случилось слишком много разнородных событий из категории сверхъестественного и невозможного, чтобы трактовать явление бога как в высшей степени уникальный случай.

Собеседник помолчал и все-таки ответил:

– Хотел посмотреть на тебя сам, создательница Альрахана.

Ника против воли улыбнулась:

– Про книги знаете? Странно, не думала, что богам есть дело до книг с Террона.

– Книги? Это лишь средство, – небрежно отмахнулся Сарстисар.

Ника удивленно вскинула брови.

– Надо же, глупый ребенок. – Бог задумчиво прищурился, поглаживая меч, как любимую собаку. – Ты и в самом деле не понимаешь.

– Не понимаю чего? – насторожилась Ника. – Я знаю, что ваш человек похитил меня и везет в вашу церковь, то есть храм, чтобы, предположительно, убить на каком-то большом празднике, как убили бы тех бедных зверей, если бы я их не выпустила.

– Мне мало дела до людских бредней. Они привыкли праздновать так, я не мешаю, – равнодушно пожал плечами бог. – Я редко заглядываю в храмы, но все еще отвечаю, когда жрецы задают вопрос по всем правилам. Должно же быть в мире хоть что-то традиционное, основа основ.

Сарстисар снова стал похож на философа, которому зачем-то дали в руки оружие. Впрочем, грубые, сильные пальцы слишком привычно скользили по ножнам, чтобы такая иллюзия сохранилась дольше двух-трех мгновений.

– Когда меня спросили о Видящей из Альрахана, я рек открывшуюся истину. В Альрахане нет и не было Видящей, но есть демиург, смертный демиург – ты.

– То есть? – недоверчиво округлила глаза Ника.

– Такое случается, – медленно, с расстановкой начал объяснять Сарстисар. – Очень редко, когда сила мечты оказывается могущественнее бренной плоти. Если разлитой в мирах чистой силы достает для воплощения грезы, тогда рождается мир. Новый мир, связанный пуповиной со своим создателем. Ты не богиня и никогда таковой не станешь, смертному не под силу обрести все атрибуты бога, но мир, сотворенный тобой, живет. И он зависит от тебя, создательница, как зависит дитя от матери. А ты зависима от него. К примеру, часть жизненной силы ты получаешь сейчас напрямую, чистой энергией мира, значит, должна меньше желать грубой пищи.