Эта смертельная спираль - Эмили Сувада

– И, значит, ты сможешь вернуть свое тело обратно?

Слова Коула повисают в воздухе. Я спрашивала себя об этом последние несколько часов, но, когда он озвучивает это вслух, мне кажется это странным. У меня черты лица, кожа, глаза и волосы Лаклана. Его гены можно найти в форме моего носа и изгибе подбородка. Но теперь это не только его лицо, но и мое. Именно его я видела в зеркале последние три года. На протяжении вспышки и отчаянных зим, которые провела в одиночестве в хижине. Мои глаза такие же, как у Лаклана, но они все же принадлежат мне. Как и огонь в них, сила в челюстях и колтуны в волосах.

Поэтому, когда смотрю на фотографию Цзюнь Бэй, мне кажется, что я вижу ее, а не себя.

Мысль о том, что мое лицо воспроизводит черты Лаклана, вызывает отвращение, но и мысль снова изменить себя тоже не назовешь приятной. Я не знаю, как хочу выглядеть. Я даже не знаю, кто я.

– Я… я не знаю, – спокойно отвечаю я.

– Прости, – говорит Коул. – Я не должен был тебя об этом спрашивать. Мне все равно, как ты выглядишь.

Но это не так. Он прав – это часть меня. Внешность человека заложена в его ДНК, а Лаклан изменил мою. Грудь сжимается.

– Судя по тому, что творится внутри меня, я не Цзюнь Бэй, Коул. Я кое-кто другой, но не уверена, кто именно. Я больше ни в чем не уверена.

Его рука скользит по моей спине и замирает на здоровом плече.

– Мы разберемся с этим вместе.

Я молча киваю. И чувствую себя так, словно тону. Словно погружаюсь в холодное, темное море. А рука Коула на моей коже – спасательный круг, удерживающий меня над поверхностью, вот только этого недостаточно. Мне нужно найти что-то в самой себе. Пламя храбрости.

Я мысленно погружаюсь в себя, но вижу лишь тени.

Джип замедляется. Коул с остекленевшим взглядом съезжает с дороги на сильно заросшую тропу.

– Мы почти у лаборатории, – говорит он. – Осталось несколько километров. Ли отправился проверить здесь все еще ночью, но он активировал модуль невидимости, поэтому я не могу с ним связаться.

Мы подпрыгиваем на камнях и упавших ветках, пока не подъезжаем к джипу Леобена, припаркованному в зарослях у деревьев.

Все с такими же стеклянными глазами Коул вылезает наружу. Он просит меня остаться в машине, но я уже открываю дверь. А затем медленно соскальзываю на ноги и морщусь, когда боль простреливает еще не зажившее колено.

Над головой кружат голуби, и их крики так пронзительны, что напоминают стук града по крыше, но мне все же удается уловить тихий свист, разрезавший воздух. Три резкие ноты вновь вытягивают на поверхность воспоминания. Я тут же вскидываю голову и начинаю всматриваться в деревья. Этот сигнал мы использовали в детстве, когда звали друг друга. Я знаю ответ – эхо из двух последних нот. И тут же, не задумываясь, издаю его, а после слышу у себя за спиной резкий выдох.

Я оборачиваюсь и вижу Леобена, который выходит из леса с винтовкой и грязным рюкзаком. Грязь и пепел покрывают его лицо. Его разорванная рубашка обнажает на груди шрамы и черные татуировки, выполненные толстыми линиями. Его руки исцарапаны, перевязаны и испещрены следами засохшей крови. Но как только его карие глаза встречаются с моими, он застывает.

Ли все еще не доверяет мне. У меня черты лица человека, который пытал и вскрывал его, чтобы посмотреть, как он выглядел внутри. Как-то Ли сказал, что нет ничего опаснее благих намерений Агатты.

Но я не Агатта.

– Ли, – выдыхаю я.

Свежие воспоминания вылетают, как крошечные фейерверки, взрываясь в моей голове. Я вижу маленького и худого Леобена, играющего в какую-то игру в коридоре. Чувствую, как он прижимается ко мне, трясясь от боли. Вижу, как он с криками убегает от медсестер, оставляя позади себя кровавые следы и сжимая в маленьком кулаке осколок стекла.

Он мой друг, мой брат. Мы знаем друг друга с самого детства. Как я могла не заметить этого раньше?

Леобен, прищурившись, смотрит на меня, но, когда я встречаюсь с ним взглядом, на его лице появляется неверие. Он оглядывается на джип, где на полу разбросаны папки.

– Нет… – отступая назад, бормочет он. – Нет, это невозможно.

– Но это так, – уверяет Коул. – Это она, Ли. Это Цзюнь Бэй.

– Этого не может быть.

– Ли, – повторяю я, глядя на татуировки, которые покрывают его руки. И вдруг понимаю, что могу прочитать историю, нарисованную на его коже.

Орел, медведь, волк, скорпион и горный лев прокладывают себе путь по его рукам. Каждое животное – один из детей «Проекта Заратустра». Меня символизирует горный лев – маленький, но свирепый – и его путь заканчивается кругом, вытатуированным на груди Леобена.

– Ты поместил Цзюнь Бэй себе на сердце, – шепчу я.

– Конечно, – говорит он. – Она была моей сестрой.

– Красиво, – бормочу я и протягиваю руку, чтобы потереть пальцами его запятнанную чернилами кожу. – Но я уже, наверное, раз сто тебе говорила, Ли, что у горных львов нет пятен.

На мгновение мои слова повисают в воздухе, а затем Леобен врезается в меня, выбивая воздух из легких, и поднимает на руки. Его руки сдавливают мои бока, а лицо прижимается к моим волосам, когда он кружит меня в объятиях.

– Ай! – смеясь, вскрикиваю я. – Ли, мое плечо.

– Прости, прости меня. – Он опускает меня на землю, но все еще прижимает к себе, будто все еще пытается убедить себя, что я настоящая. – Я до сих пор не могу в это поверить. Господи, почему он так поступил с тобой?

Я прикасаюсь к его лицу, груди, провожу пальцами по шрамам. Любовь к нему заливает все светом внутри меня.

– Я не знаю, почему он сделал это, Ли. И не могу вспомнить.

Он сглатывает и прижимает мою руку к своему сердцу, слезы заполняют его глаза. Но затем он переводит взгляд на Коула.

– Тогда пойдем и спросим его. – Голос Леобена дрожит. – Я уловил сердцебиение в лаборатории. И не могу больше ждать. Я жажду его смерти.

– Дубинка может сработать, – говорит Коул. – Один из нас запустит ее, а второй воспользуется этим.

Леобен качает головой:

– Он будет готов к этому. Мы должны ввалиться туда с оружием.

Они вдвоем сидят на передних сиденьях джипа Леобена, а машина Коула на автопилоте следует за нами. Я сижу сзади и слушаю, как они обсуждают план, у меня на поясе висит кобура, в которой поблескивает пистолет. Мы встретимся с Лакланом в лаборатории. Мы обдумывали позвать «Картакс» или «Небеса», или отправить туда стаю дронов, но решили, что это опасно. Лаклан слишком умен. Он будет следить за каждым сеансом связи, ожидая любого намека на атаку. Если он почувствует угрозу, то может включить оранжевые светодиоды в любой точке мира так же, как он это сделал в Саннивейле.