Кстати о любви - Марина Светлая

Приехал. За интервью он приехал. И нехер… А в голове все-таки что-то горело, сжигало к чертям то, что еще осталось от ее мозгов.

- Сволочь ты, Тошка, - хохотнула она, понимая, что со смехом в голосе слышны и слезы. Вот теперь она действительно ошибалась. Нельзя надеяться. – Нафига дрался? Он отработал, все честно… а я тебе тоже… буду должна.

- Нафига, нафига… Скучно мне было с ним разговоры его тупые разговаривать.

- Ну почему тупые… Лукин дураком никогда не был… Прости, я… - Руслана опустила голову, чтоб Тоха не видел ее лица. – Не надо было мне тебя просить вообще, но… Ты хоть в больницу потом не попал? Он тебя выше на целую голову…

- Не, нас security разняли, - буркнул Антон. – Поэтому ему мало досталось.

- И что тебя так взбеленило? Спрашивал про любовниц?

- Про тебя. Совсем охренел. Просил, чтобы я… Я!!! помог ему тебя найти. А ты говоришь, не дурак, - рассмеялся Озерецкий. – Да самый настоящий!

- Чего???

- Что «чего»?

- Ты глухой? Спрашивал чего?!

- «Где мисс Руслана Росохай»? – изобразил Лукина Антон. – Ну или что-то в этом духе.

- И ты ему за это по морде?

- Я ему за тебя по морде.

Руслана вздрогнула и подняла лицо. Бледное, с воспаленными глазами и чуть подрагивающими губами. Мир перевернулся. А прошло… прошло всего несколько часов с тех пор, как она ждала пирог в кафе возле дома, где они так любили торчать с Егором.

- Мне кажется, - задвигала она пересохшим ртом, - слабоумие у нас – фамильная болезнь… почти аристократическая… повод для гордости…

- Это ты сейчас о чем? – недоуменно поинтересовался Озерецкий.

- Ты нахрена кулаки распустил, если ему не интервью было нужно, а я? –

«А ты нахрена?!» - даже в ее голове это прозвучало уныло, несмотря на лихорадку, охватившую тело. – Он… он что-то про меня еще спрашивал?

Что-то говорил?

- Говорил? Что-то говорил… что ему интервью это никогда не было нужно…

И что приехал поговорить о тебе.

- Так и сказал? Что… что не было?

- Сказал, - угрюмо подтвердил Антон и тут же запальчиво спросил: – А ты веришь? Веришь?

Верит ли она? Верит ли? Себе бы ответить… но вместо того, чтобы потребовать правды – тогда, сразу – она сунула голову в песок. Предпочла сбежать. Расплатиться. И забыть, совсем забыть, навсегда.

А он не принял плату.

- Зачем бы ему, если… если он получил, что хотел? – хрипло проговорила

Руслана. Не столько обращаясь к Озерецкому, сколько задавая этот вопрос себе. У нее ответа не было. Вернее, был. Но это означало, что она все разрушила сама. Своими руками.

- Все равно мудак. Жена, ребенок. А ты в довесок?

- А я в довесок, - вырвалось у нее со смешком. Он искал ее у Гуржия. Он мотался в Штаты к Тохе. Ему не нужно было интервью. Он развелся. И он ни слова ей не сказал в Одессе. Ни одного слова, тогда как она… кусала больнее… - Долбанутый на всю голову довесок, Тош…

- Ты чего? – участливо спросил он. – Рууусь…

- Он жену бросил, - всхлипнула Руська, контролировать рыдания уже не могла – рот кривился, в груди саднило. – Официально… я сегодня… Тош, он из-за меня… в такое влез…

- Эээээ…

- Эгэээ…

- Слушай, мы с Пэм в отпуск собираемся. Приезжай к нам.

- Куда?

- Я хочу в Канаду, а Пэм - в Испанию, - рассмеялся Антон.

«А я хочу сдохнуть», - отозвалось где-то на задворках ее сознания.

- Жалко не в Австралию… клево там… Тош, че мне делать теперь?

- Не знаю... - медленно проговорил он и неуверенно спросил: - Клин клином?

- Я совсем дура, да?

- Почему сразу дура?

- Неважно… - всхлипнула в очередной раз Руслана и резко замолчала.

Смотрела на Антона и мучительно соображала, что дальше. Должно же что-то быть дальше. Или это уже все? Приплыли? – Ты Пэм привет передавай… и это… мне бежать нужно, а то я у Гуржия.

- Только не пропадай. И хочешь – поедем в Австралию.

- Я на Майнау хочу… там… там орхидеи и бабочки.

- Ну на Майнау. Только не кисни.

- Да некуда уже… киснуть, - пробормотала Руслана. – Пока!

- Пока!

Отключилась. И несколько минут молча пялилась в монитор, совершенно не понимая, что за яркие пятна расплываются перед глазами – или это у

Гуржия такие обои на рабочем столе? Потом перевела взгляд на собственные руки, которыми она… которые…

Слетела со стула. Выдернула куртку из шкафа. Сунулась в кухню с криком:

- Ухожу!

- А как же чай? – удивилась Ленка.

- Некогда, дела!

- Деловая! – крякнул Коля.

А она уже и не слышала. Ее несло. На лестничную клетку несло. И рылась в карманах, искала ключи от машины. Нашла – зажигалку его. Все время с собой тягала. Свою посеяла в Одессе. А эта – здесь, в кармане. И не захочешь найти – найдется.

На крыльце Колькиного дома медленно закурила, дрожащими пальцами стряхивала пепел и жмурилась от дыма, иногда покашливая. Погода портилась – в ночь посыпался мелкий дождь. Разбивался о дороги и дома.

И все ей казалось, что слишком холодно, и дождь осенний.

В конце концов, достала телефон. Номер Егора нашелся быстро. Она даже последние три цифры хорошо помнила. Один-четыре-четыре. Такое не стирается из головы, даже если удалить из памяти телефона. Но и оттуда она не смогла стереть его номер.

На раздумья ушло всего ничего – целая вечность и четыре шага секундной стрелки.

Набрала. Вслушалась в гудки.

И вместе с гудками чувствовала, как дико гудит все ее существо, будто это она сливалась с сигналом мобильного телефона и искала среди прочих сетей – его.

Не нашла.

Не взял трубку.

А она докурила и отправилась домой. С тем, чтобы, свернувшись калачиком на кровати, уткнуться носом в подушку, на которой он обычно спал, но из которой давно уже выветрился его запах. И тихо скулить, пока не забылась тяжелым сном, закончившимся рано утром, когда на улице все еще было темно. Любое ее утро начинается в рань. С пробежки. Но только сейчас ей бежать уже некуда и незачем – только к нему и только за ним.

- Да какого ж хрена! – выдохнула Росомаха в 7:30 утра, когда Лукин не просто не взял трубку – вырубил телефон. Это что? Настолько не хотел с ней общаться?

Ладно. Можно допустить, что на ночь он ставит трубу на беззвучный – но он не ставит! Она-то знает! Спал крепко и не слышал? Или… с кем-то там спал? Но это, разумеется, не ее дело. Или ее? Или?..