Расстрельное время - Игорь Болгарин

— Попросили, я исполнил, — решился Жихарев.

— Кто?

— Какой-то штабной. Высокий чин. Не за красивые глаза: он меня от плена спас.

— Фамилия?

— Не знаю. Правда, не знаю. Кто-то мне сказал, что сам адъютант Врангеля. Лично я его ни разу не видел. Просто, передали его просьбу. Пообещали…

— Поверю, — сказал Кольцов. Он ещё там, в Париже, подумал о том, что отказ Тани выйти замуж за Микки Уварова как-то отзовется в его жизни. И вот — отозвался.

Продолжать дальше разговор с Жихаревым ему больше не хотелось. Все, что хотел узнать — узнал. О Жихареве и его банде он тоже знал ровно столько, сколько было необходимо.

— Ну что ж, — вставая, сказал Кольцов. — Если захочешь сказать мне еще что-то важное, вызови. По мелочам встречаться у меня нет ни желания, ни времени.

— А разве я тебе мало сказал? — удивился Жихарев.

— Почти ничего. Об адъютанте Врангеля Уварове я догадывался. Ты только подтвердил мое предположение. Так что весь наш разговор стоит не больше медного пятака. Извини, конечно…

— Вот так всегда, — разочарованно сказал Жихарев. — Такое, видать, время. За добро люди либо ничего не платят, либо платят злом.

— Добро — не товар, им не торгуют, — сухо сказал Кольцов и пошел к выходу.

Когда он был уже у двери, Жихарев встал и сказал ему вслед:

— А я тебя вчера ночью, комиссар, узнал! Я всегда для себя последнюю пулю берегу. Был бы кто на твоем месте, я б застрелился. А тут так захотелось в тебя стрельнуть, спасу нет. Жалею, что плохо прицелился. Такие, как ты, всю эту смуту заколотили.

— Нас таких много. На всех патронов не хватит.

— Не-ет, таких мало! От вас всё зло. Вы как те дрожжи, не кинешь в тесто, хлеб не получится.

— Спасибо на добром слове.

— Слышь, комиссар, не уходи! Не торопись! Ещё минуту!! — И, захлебываясь словами, он торопливо продолжил: — Ты не думаешь, что все еще как-то по-другому может повернуться? Вот ты меня уже из живых вычеркнул, а я все же еще на что-то надеюсь. Глядишь, мы еще встретимся в другое время и в другом месте и выпьем по бокалу доброго вина. Я угощу!

Говорил Жихарев зло. Он мстил Кольцову.

— Надейся, — спокойно сказал Кольцов.

И все же последние слова Жихарева задели его, навели на смутное подозрение. Слишком уж он уверенно сказал о будущей встрече. Не такой Жихарев человек, чтобы бросать слова на ветер. Нет, что-то он держит в своих тайниках. Что-то еще зреет в его голове?

* * *

И позже, лежа у себя в номере в гарнизонной гостинице, под тихое посапывание Гольдмана, Кольцов продолжал размышлять о сегодняшней встрече с Жихаревым. Не слишком ли уверенно сказал он о будущей встрече? Бравировал? Дразнил? В отчаянии говорил невесть что? Не похоже. Возможно, в ярости сболтнул немного, самую малость…

Во всяком случае, на эти слова Жихарева следует обратить внимание. Он — в тюрьме, под охраной. Сбежать без посторонней помощи невозможно. Кроме одного, единственного варианта: если его выведут оттуда и выпустят.

Члены его банды никаким мыслимым способом освободить его не смогут — ни подкупом, ни подкопом.

А кто бы смог это сделать?

Уполномоченный Ударной группой Данишевский может. Это в его силах и в его власти.

Зотов тоже может. Он — начальник Особого отделения дивизии, и феодосийский гарнизон находится в пределах его власти.

Кто ещё?

Комендант города Добродицкий. Тюрьма находится в прямом его подчинении.

Вероятно, существуют и еще какие-то способы живым выйти Жихареву из тюрьмы, но они были вне зоны его размышлений.

И еще Кольцов подумал о том, что слишком много времени и сил он уделил банде Жихарева и совсем упустил то, ради чего сюда послан. Но тут же память подбросила ему успокоительную мысль, что ликвидация банд сейчас, на первых порах, имеет важнейшее значение для утверждения советской власти на полуострове. Сам для себя он определил свою миссию широко: делать все возможное для внедрения добра, справедливости и законности на территории освобожденного Крыма.

В связи с этим он на ближайшее время наметил посетить лагерь задержанных во время перерегистрации. Выяснить: в каких условиях они содержатся? Обеспечены ли питанием? Какое будущее им уготовано?

Но, прежде всего, надо покончить с бандой Жихарева. Не слишком ли много внимания уделил он ей? Их пока много, таких банд. Но почему именно эта встала поперек его пути? Что это, перст судьбы? Интуиция? Слепой случай?

Но теперь Кольцов точно знал, что они — Микки, Таня и он — связаны между собой прочным канатом. И разорван он может быть только в случае, если Таня устанет его ждать и выйдет замуж за Уварова, либо Микки выложит ей неопровержимые доказательства, что Павла уже нет на свете. И лишь тогда она, возможно, примет предложение Уварова. Павел в этом раскладе существовал, как некая абстракция, как в школьном задачнике, когда записывают условие задачи: дано… и так далее. Он ни на что не мог повлиять.

Мысли стали путаться, и он уснул.

Вторая регистрация всех белогвардейских офицеров и чиновников была проведена вскоре вслед за первой. Ей предшествовало появление в Феодосии уполномоченного Ударной группы Данишевского. Он прибыл с секретными инструкциями, касающимися белогвардейцев и чиновников из аппарата Русской армии. Широкому разглашению эта инструкция не подлежала. С нею был ознакомлен предельно узкий круг лиц: Зотов, Добродицкий и несколько преданных им командиров, на которых возлагалась особая миссия.

После этого Зотов, Данишевский и их доверенные лица объехали все феодосийские окраины, взяли на заметку остатки Генуэзских крепостей, а также пустыри и овраги. А в порту в спешном порядке была огорожена высоким колючим забором территория элеватора и зернохранилищ.

Не в пример первой регистрации, после второй бывших офицеров и чиновников тут же брали под стражу и отвозили в порт, в концлагерь.

Одновременно была проведена перерегистрация в Судаке, Алуште и Керчи. Феодосийский лагерь все больше наполнялся арестованными. Данишевский в соответствии с данными ему полномочиями создал революционную «тройку», некий трибунал в усеченном виде. Логика была простая: один человек субъективен, двое, если у них возникли разногласия, оказываются в тупике, и лишь трое могут соблюсти объективность.

«Тройка» вершила правосудие под навесом зернохранилища, за столом, накрытым кумачовой скатертью. Задержанных подводили к ним по одному. Несколько коротких вопросов, таких же коротких ответов. И приговор.

— Фамилия и прочее?

— Лагода Андрей Макарович, уроженец села Голая Пристань Херсонской губернии, года тысяча восемьсот девяностого.