Правда об Ираке, или Битва в Месопотамии - Анатолий Уткин

По его мнению, корнем зла был иорданский террорист Заркави, который умело противопоставлял одних другим, разжигая масштабную войну. Негропонте не верил в свет в конце туннеля. Официальная бравада только ухудшала общее положение. Сам он отказывался поливать сиропом кровавую бойню. Он не верил, что американская разведка в бедламе иракской жизни способна дать трезвую и надежную оценку сложившейся ситуации. Негропонте часто спрашивал: «Кто наш враг?» Вначале таковыми считались баасисты, инопришельцы (типа Заркави), иракские националисты, трайбалисты, пораженные американской жестокостью. Постепенно эти группы смешивались, создавая более или менее единый антиамериканский фронт.

Негропонте часто повторял свою любимую шутку об адмирале, который спросил ученого, как избавиться от вражеских подлодок. Тот сказал, что следует вскипятить море – и ушел, оставив адмирала размышлять над тем, как это можно сделать в реальной жизни. Для него загадка Ирака лишь углублялась. 2006 год казался ему решающим: шииты явно одерживали верх. Вопрос только в том, как США «примажутся» к их победе. И, заключив с ними союз ДжиАйс пусть ринутся домой из этого кромешного ада. «Я думал бы иначе, если бы армия США собралась стоять в Ираке еще 10 лет».

Райс стояла на пути тех, кто хотел бы начать отвод войск. «Мы обязаны... – начинала она почти каждое свое выступление. Но она признавала, что в Ираке прогресс идет в ногу с хаосом. По ее мнению, удар американцев по Ираку сокрушил устоявшиеся структуры всего региона Большого Ближнего Востока. Старый строй разбит, следует создавать новую международную структуру. Если немцы помирились с французами, то и на Ближнем Востоке возможны такие чудеса – все это вопрос времени.

Иракская реальность была ближе к секретному докладу американской разведки. В мае 2006 г. численность нападений повстанцев поднялась до 900 в неделю. Прахом пошли неимоверные усилия по тренировке, экипированию, формированию иракской армии – пресловутые 263 тысячи солдат. Они стоили американской казне 10 млрд дол. и среди союзных иракцев находились американские советники – эквивалент вьетнамизации. Все больше людей приходили к выводу, что иракская система не работает.

«Нью-Йорк таймс» поместила в мае 2006 г. статью члена Комитета по международным делам сенатора Джозефа Байдена и бывшего главы Комитета по международным делам Лесли Гелба. Они предлагали составить график постепенного ухода из Ирака. Они оставят позади три региона, обладающие значительной автономией – шииты, сунниты, курды. Каждый регион будет иметь собственную конституцию и собственную полицию. Центральное правительство в Багдаде будет регулировать нефтяные дела и внешнюю политику. Это было логично в том плане, что три региона и без указанного ожесточились друг против друга. Десятки тысяч иракцев мигрировали в «свои» регионы.

А Питер Гелбрейт (20 лет знакомства с страной) издавал книгу «Конец Ирака» – та же линия на раскол. Пусть Вашингтон назовет это «реализацией права на самоопределение». И назовет это своей победой. Единственная верная стратегия выхода.

Президент Буш любил обозначать своих противников карточками – для наглядности. Так он собрал 22 карточки «наиболее разыскиваемых террористов», и в случае поимки того или одного ставил на фотографии большой крест. И постоянно шел счет: «Они убили троих наших. Я хочу знать скольких бойцов противника убили мы». 1 октября 2005 года он сказал по радио, что «мы убили сотни повстанцев и террористов». Буш обязал генерала Пейса, составлять соответствующие списки. Но Эбизаид и другие генералы считали такой счет постыдным.

Тень Вьетнама превратилась в популярную метафору. Буш стал считать, что для умиротворения Ирака понадобится от 8 до 10 лет. Но в июле 2006 г. Рамсфелд говорил с Вудвардом уже о стратегии выхода. Сунниты усилили давление. Объединенный комитет начальников штабов и ЦРУ открыто говорили, что повстанцы набирают силу. Мнение Рамсфелда: «Я не знаю. Я не хочу этого комментировать... Ситуация меняется от месяца к месяцу»[205].

Вудвард задал роковой вопрос: «Каким он видит наиболее оптимистический сценарий окончания войны в Ираке».

Рамсфелд: «Это отвратительная работа. Это тяжело. Не существует лучшего сценария. Перед нами группа вызовов, природу которых наша страна не понимает. Противник быстро перемещается, у него нет конгресса или каких-либо других сдерживающих органов. Мы воюем первую войну в новом столетии». Репутацию Рамсфелда подтачивали тюремные новости, положение в Гуантанамо. Ударом по администрации (Hamdan v. Rumsfeld) стало решение суда остановить пытки в военных тюрьмах.

Президент Буш продолжал действовать в своем стиле отрицания негативного. Он так и не признал свою роковую ошибку с ОМП, с планами «демократизации» региона, с наращиванием смертоносных операций. Страна погрузилась в маразм массового убийства арабов, а президент продолжал отрицать очевидное. И он был популярен в первые девять месяцев после американского вторжения в Ирак. Но здравый смысл есть здравый смысл, который заставляет признать, что, не имея стратегии и путая правое дело с геополитическими планами, администрация Буша зашла в тупик.

Самые главные проблемы, которые американцам предстоит решать в Ираке в ближайшие месяцы и годы – конституционные переговоры относительно пределов федерализма в Ираке. Посол Залмай Хализад уговорил шиитов и курдов согласиться на такую конституцию, которая учитывала бы и некоторые права суннитов. И Вашингтону важно не озлобить всемогущий соседний Иран. США и Иран могут свернуть на дорогу взаимного примирения.

Вместо того, чтобы видеть свет в конце тоннеля, некоторые опытные обозреватели пришли к выводу, что Соединенные Штаты очутились в темной аллее, из которой нужно срочно бежать[206].

А. Нортон и Ф. Каземи, 2005.

Администрация Буша, не найдя на складах Саддама Хусейна средств массового поражения, решила сделать главной причиной военного умиротворения послесаддамовского Ирака установление в нем «зрелой демократии» – как бы одномерное решение проблемы вместо многомерного. Как пишет Грегори Гос, «администрация Буша и все ее сторонники полагают, что распространение арабской демократии не только будет способствовать распространению американских ценностей, но и укрепит безопасность Америки. По мере распространения демократии в арабском мире, регион перестанет генерировать антиамериканский терроризм»[207]. Особую ненависть к демократии выказывают лидеры Аль-Каиды; они именуют ее еретическим учением и известны своими убийствами невинных афганцев только за то, что обнаруживали у них регистрационные талоны избирательных участков.