Школа. Первый пояс - Михаил Игнатов

— Что. Мне. С тобой делать?

— Я могу оплатить тебе стоимость Форм.

Под бешеным взглядом Виликор слова сами застряли в горле.

— Свои деньги..., — девушка замолчала и глубоко вздохнула. — Мне нужна была твоя помощь. Помощь! В Академии! Мне нужна была твоя сила, твой талант за спиной! Что теперь? Что?

Я молчал, не зная, что сказать и как оправдаться. Виликор принялась метаться вокруг меня. Три шага в одну сторону, три шага в другую.

— Неумеха. Глупый, наивный неумеха. Я поставила тебя на место раз, другой. А затем увидела в тебе отблеск таланта. Таланта моего учителя. Тот дар Неба, благодаря которому ты видишь шансы на победу в любой схватке. Я решила: "Это намёк. Судьба, что говорит вернуть долг учителю и дать шанс уже тебе". Я смирилась с теми глупостями, что ты говорил, спустила все оскорбления, сделала шаг навстречу. Вложила в тебя столько, сколько тебе не отдать никакими деньгами! И что? Что ты сделал? Ты меня предал!

Я вслушивался в её сбитое, хриплое дыхание, в захлёбывающийся шёпот. Понимал её правоту. Жалел, что не мои уговоры и доводы заставили её учить меня, а долг перед учителем. Вспомнил почему-то своих ребят в деревне. И встал на колени перед Виликор.

— Красиво. Но что это меняет? Давай подумаем. Ты унизил, втоптал в грязь Бравура. В Академии, с твоим талантом в техниках, ты бы привлёк к себе внимание. В лучшем случае тебя взял бы в ученики кто-то из Управителей. В худшем получил бы несколько заданий, а после экзаменов — ранг Служителя. И вперёд — служить на границу! Ты бы уже имел вес в Ордене, и семья Киртано ещё подумала бы, связываться или нет с тобой. И уж тем более не рискнула бы делать это открыто. Да ты на несколько лет, вообще, исчез бы с их глаз! А что теперь?

Девушка склонилась ко мне, продолжила шипеть уже в ухо, обжигая жарким дыханием.

— Думаешь, они не опустятся до мести какому-то вольному? Забудут о тебе? Ты в это веришь? Не жаль семью?

Не верил. Какие-то подлости всё равно будут. Но уговорить маму не смог. Она всё равно считала, что в Ордене опасность для меня гораздо сильнее. И лишь если я буду вне его, её сердце успокоится и она вздохнёт свободно.

— Пусть так. Случится чудо. А наёмники? Старшему ты безжалостно сломал ногу! А затем лишил Лимдура-тигра зубов на арене! Уж они-то будут всегда крутиться вокруг тебя. Мир вольных, ватажников и наёмников сплетён в кубло почище змеиного!

Виликор замерла передо мной, тяжело дыша. Мгновение, и она выхватила меч. Я успел лишь увидеть, как дважды сверкнула сталь. Над головой и возле шеи. По шее что-то потекло. Но шевелиться я не рисковал, лишь скосил взгляд на плечо, но ничего не увидел.

— Это наказание Небес, — Виликор швырнула меч под ноги, захохотала едва ли не безумно, закрыв руками лицо. — Ты, дура, думала, что отделаешься десятком уроков и будешь в расчёте? Кого ты хотела обмануть?! Небо видит всё и ничего не забывает.

Смех словно обрезало. Девушка открыла лицо. Красные пятна на белой коже, лихорадочно блестящие глаза.

— Ты волен делать, что хочешь. Все договоры расторгнуты. Но должен приложить все силы в схватках на арене. Это единственное, что ты остался мне должен.

Виликор подобрала меч и, пошатываясь, двинулась прочь. Я поднялся с колен, ощупал рассечённое ухо и, обернувшись, обнаружил, что с террасы за нами наблюдал весь класс. Ни звука не донеслось с их стороны. Они даже расступились перед старшей бесшумно.

***

Конец занятия уже близился, когда я дождался учителя. Сегодня я снова медитировал самым крайним, ожидая возможности поговорить без лишних ушей.

— Старший, может ли младший с вами поговорить?

— Да, Леград. Слушаю тебя.

— Старший, — я поднялся с камня и согнулся в приветствии практиков, идущих по пути возвышения. — У младшего есть просьба. Я прошу ваших наставлений.

— Даваемого здесь и сейчас, недостаточно?

— Для меня — да.

— Этот разговор уже был. Твой талант будет оценён в Академии. Терпение, младший.

— Старший, — я, наконец, подошёл к тому, ради чего и затеял этот разговор. — Через границу нас отправлял Попечитель Тортус.

— Для меня это не новость.

Лицо учителя выглядело как маска. Бесстрастное. Невозмутимое.

— Напоследок он дал мне, — я замялся, подбирая слово, — напутствие. Прийти к вам за советом.

— Напутствие? — вот теперь седые брови старика поднялись. — Что именно он сказал?

— Он сказал: «Показав себя, подойди к нему. Он из тех людей, что рождены с талантом давать знания просто и понятно. Многого он тебе дать не сможет, наверняка на него добавили запретов, но из дозволенного больше тебе объяснить не сможет никто. Да и не захочет. А он сумеет помочь ещё и делом. Он любит умных учеников».

— Приветствуем старшего!

Кадор развернулся. Дождался, когда Шамор приблизится к нам и, кивнув, сообщил ему.

— Я забираю Леграда.

— О! Наш гений техник всё же выпросил дополнительные занятия? Хвалю! Чего сидим, оттопыренные уши? Подняли задницы и в круг!

***

Я шагал за стариком по коридорам и переходам Школы. Встречаемые стражники кланялись ему. Я кланялся им. И уже понимал, куда мы идём. Не в крыло учителей, а в центр Школы. В сад. К Арене. Моё сердце забилось чаще. И к Залу Техник.

Я не ошибся. Мы миновали поляну с камнем и свернули к двухэтажной пагоде. Старик, не замедляя шага, одним движением распахнул широкую створку ворот. Я следовал за ним, жадно оглядывая внутренности павильона. Простая обстановка. Ничего лишнего. Можно сказать, что одни лишь стены. Первый этаж оказался разделён внутри стеной на две половины. Впереди возвышались ещё одни створки дверей, что впору пришлись бы и гиганту выше меня раза в четыре. На половине пути, между внешним и внутренним проходом, на дереве пола оказалось расстелено что-то толстое и разноцветное. Напоминающее узорчатую шкуру огромного зверя, но сделанную явно руками.

Посередине этого покрова стоял крохотный столик, не больше того, что был у нас в деревне. Снова дерево. Гладкое, полированное, светлое. Удивительно, но прожилки древесины чуть светились белым. Весь стол заставлен небольшой аккуратно сделанной посудой: чашечки, кувшинчики, горшочки. Язык не поднимался назвать это глиной. Больше похоже на тончайшую белую кость, чуть просвечиваемую на древесине стола. И главное — лицом к нам, на скамеечке, сидел старейшина и медленными, размеренными движениями взбалтывал что-то в крошечном горшочке.

— Это Леград.

Кадор опустился на вторую скамеечку, а я замер там же, где и шёл. Правее и на шаг позади него. Согнулся в почтительном приветствии.

— Ты всё же привёл его показать?

Голос старейшины был не таким, как я помнил. Тогда, ночью, он подавлял, прижимал к земле. Сейчас звучал не тише, но из него ушла сила.