Школа. Первый пояс - Михаил Игнатов

— Отлично, — я едва сдержался от того, чтобы закричать. — Отлично. Свежую историю про секту тебе рассказали. А старую? Про то, как Орден взял власть в городе и получил имя? Нет? Ну, так послушай!

Дело это было и впрямь давно. Лет тридцать назад. Но Дарит знал многое. Тогда, когда большая часть нынешних стариков Ордена была крепкими, полными решимости идущими. Пришли они издалека. Чуть ли не с другого края Пояса. Земли Морозной Гряды управлялись семьёй Тарсил. Сил у Ордена оказалось поменьше, но он заявил о себе на главной площади: обвинил правящую семью в куче каких-то преступлений, показал десяток человек, что требовали у собравшихся справедливости, пообещал снизить налоги и бросил вызов правящей семье. Прямо возле Хрустальной пагоды. Набольший от провинции лично вышел к людям на площади и объявил, что обвинения принимаются и дальше всё в руках Неба. И запретил участие старейшин.

Все схватки на площади выиграл Орден. Ещё безымянный. Глава проигравшей семьи, как последнее средство, потребовал через неделю провести общую битву всех сил. Но она не случилась. Потому как уже через два дня в резиденцию семьи Тарсил проникли убийцы. От их рук пали мастер Указов и его ученик. Клятвы семьи рухнули. В ту же ночь половина отрядов города и окрестностей присягнули Ордену в присутствии уже его мастера Указов. Другая половина сняла с себя знаки отличия семьи. А к концу недели, уцелевшие после череды сражений, бывшие властители сбежали за границу земель.

— Неприятная история, — мама была спокойна, словно уже слышала эту историю. — Снова совсем не красит Орден. Говорят, что на границах земель неспокойно и на эти земли претендуют многие сильные соседи. Ты боишься, что станешь мишенью?

— Нет, — я в раздражении махнул рукой. — Я боюсь, что вы станете мишенью или жертвами. В ту ночь погибли не только мастера Указов. Но и их семьи.

— Говорят.

Мама приподняла брови. Мы глядели друг на друга, не опуская глаз.

— Так же как и про лесное побоище.

— Я доверяю тем рассказчикам. Это случилось на их глазах.

— А я доверяю логике, которой учился по твоим книгам. Стал бы ночной убийца разбираться кто из спящих его цель?

— Я не думаю, что всё так плохо и уже завтра на тебя нападут. Орден наверняка учёл это.

— Я не думаю, что всё так ужасно и уже через неделю учёбы в Академии нас отправят штурмовать секту.

— Я не хочу, чтобы ты отдавал свою жизнь в чужие руки.

— Я тоже хочу сам решать свою судьбу.

— И продолжаешь настаивать на служении Ордену.

— Как и ты!

— Сначала я говорила о вольных. Это лучший выход.

— Что мне там делать?

— Жить свободным. Решать самому свою судьбу. Возвращаться к семье, а не месяцами скитаться по земле Гряды, выполняя чужие приказы?

— Слабаком? На какой звезде остаются вольные? Остаться вечным Воином?

— Если твои стремления — идти дальше, то тем более, зачем тебе принимать на себя клятвы Ордену?

— Клятвы? Не думаю, что они смогут остановить меня.

— Даже так? — мама задумалась, но затем покачала головой. — Стать клятвопреступником? Ради чего? Зачем так лгать себе? Не лучше ли сразу порвать с Орденом? Не плодить ненужных обид. Чтобы ты не говорил, но на землях пояса множество идущих, что сумели прорваться и подняться в следующий.

— А ты, получается, не хочешь, чтобы я воспользовался ими, как опорой на своём пути.

— Не тогда, когда по городу ходят такие рассказы, а сердцу кажется, что будет страшная беда.

— Где только ты услышала эти свои бредовые слухи, — я скривился и схватил кружку, жадно её опустошив.

— Слухи? — мама, кажется, впервые за этот непростой разговор повысила голос. — Соседние два дома сплошь осиротели! Все сыновья погибли там, в кровавом лесу. И дома уже освободили! Буквально на днях всех выселили!

— А что будет, — я помолчал, — Если я ослушаюсь?

— Сынок. Ничего не будет. Я могла бы кричать, грозить, гнать прочь, проклинать... Но разве я посмею? Только моё сердце будет разрываться каждый день. А если ты однажды сгинешь, то оно разорвётся.

— Не хочу слышать таких глупостей. У тебя — Лейла!

— Это правда. Материнское сердце не обманешь. Тебе нечего делать в Ордене. Там ты сгинешь. Сын? — мама схватила меня за руку. — Хочешь я стану перед тобой на колени?

— Ты думаешь — это заставит меня изменить решение?

— Ха! Здорово!

Удивительно, но нулевые вернулись в Школу раньше всех. Я уже несколько часов сижу посреди двора, погруженный в свои мысли. И только сейчас начали появляться остальные.

— Зачем мешать медитировать?

— Эт кто медитировал? Ты? Не по-хо-же. Тем более пора отдохнуть. Слишком гонишь ящера. Давай открой глаза. Хочу тебя отблагодарить.

— За что?

— За учёбу. Мои Волки были на рынке, сопровождали молодого мастера. И я обратил его внимание, что на прилавке средь обычного протальника выложен стебель змеиной травы.

— Ага.

Нехотя поддержал разговор. Понятно о чём речь. Разница в цене раз в пятнадцать.

— Молодой мастер похвалил, что я взялся за ум и сказал — как разделаюсь с Орденом, то мне будет место в его втором десятке. Ты б знал, как пыжился мой отец!

— Ну вот, лодырь, — новость меня немного расшевелила, вырвала из бесконечного круга размышлений. — А говорил, что это тебе не пригодится.

— Ага, неправ был. Считай — должен. Пусть простой ватажник те в Академии и даром не нужен. Но долг на мне есть. Держи!

Я ухватил протянутую руку за предплечье, стиснул до побелевших пальцев. Отпустил, только когда Гунир крякнул, признавая поражение. Долго смотрел ему вслед с кривой улыбкой. Затем заметил ещё кое-кого.

— Дарит! Подойди, разговор есть.

— Чего тебе? Дай угадаю. Ты снова хочешь что-то узнать. Только для этого я тебе и нужен!

— Что поделать, если ты и впрямь в этом хорош?

— Лесть? Это я люблю.

Дарит щёлкнул пальцами, снова вгрызся во что-то непонятное, пахнущее хлебом, и с полным ртом невнятно произнёс.

— Спрашивай.

— В правилах написано, что каждое новое звание в иерархии Ордена даёт выходцам Нулевого возможность вытащить из-за границы ещё кого-то. Как ещё это можно сделать? Прорваться с Воина и переехать в третий?

— Ну, ты, — парень подавился и, откашлявшись, повысил голос. — Ты, пастух! Хоть иногда отвлекайся от медитации, открывай глаза и смотри вокруг. Что ты видишь?

Мне под нос сунули недоеденный кусок. Не найдя подвоха, я осторожно описал увиденное.