Горбун лорда Кромвеля - К. Дж. Сэнсом

— Я попросил Элис показать мне дорогу на болото, — с ходу сказал я. — Там только что мерцали огни. Судя по тому, как она со мной держалась, я делаю вывод, что ты рассказал ей о моем совете оставить ее в покое.

— Я сказал ей о том, что вы находите наши отношения предосудительными.

Сняв плащ, я швырнул его на пол и буркнул:

— Так оно и есть. Ты передал аббату мое распоряжение?

— Могила господина эмиссара будет очищена к завтрашнему дню. И вслед за этим они сразу возьмутся за осушение пруда.

— Мне хотелось бы, чтобы ты лично при этом присутствовал. Мы с Элис завтра пойдем на болото. Я с ней уже обо всем договорился. Так что все сожаления по этому поводу можешь оставить при себе. Видишь ли, мне кажется, что контрабандисты могут иметь некоторое отношение к нашему делу. Потом я собираюсь съездить в город. Хочу повидаться с Копингером.

Я поведал Марку о том, что обнаружил в столе брата Эдвига.

— Как бы мне хотелось сейчас оказаться среди нормальных людей! — посетовал Марк, явно избегая моего взгляда. — Здесь, куда ни повернись, наткнешься если не на контрабандиста, то на вора.

— Ты хорошенько обдумал то, о чем мы с тобой толковали? Я имею в виду, чем ты займешься, когда вернешься в Лондон?

— Нет, сэр, — пожал плечами он. — В Лондоне тоже хватает воров и разбойников.

— Тогда, может, тебе лучше вообще удалиться от мира. Будешь жить среди деревьев и птиц, — не без колкости предложил я. — Пора мне принять снадобье брата Гая и хорошенько поспать до обеда. Такого длинного и трудного дня, как сегодня, я за всю свою жизнь не припомню.

В тот день вечерняя трапеза прошла в довольно натянутой обстановке. Перед ее началом аббат призвал всех и каждого соблюдать тишину и присоединиться к нему в молитве за душу неизвестного усопшего, тело которого было обнаружено в пруду. На лицах монахов читался испуг, и я многократно ловил на себе их встревоженные взгляды. Казалось, ощущение близкого конца, говоря словами аббата, уже распространилось почти по всему монастырю. Мы с Марком возвращались в лазарет в глубоком молчании. Помимо охватившей нас сильной усталости, я чувствовал, что после того, как я запретил ему ухаживать за Элис, он отдалился от меня. Едва мы добрались до нашей комнаты, как я буквально рухнул в кресло. Марк же устремился к камину, чтобы подбросить в него еще несколько поленьев. У меня до сих пор не шли из головы обстоятельства моей последней встречи с братом Эдвигом, о которой я уже рассказывал Марку.

— Если завтра утром я запрошу Копингера навести о нем справки, то ответ, скорей всего, придет на следующий день. Подтвердись хотя бы одна из сделок по продаже земли, можно будет привлечь Эдвига за мошенничество. А это уже достаточно веский мотив для убийства.

Марк безучастно сидел на подушках напротив меня однако, когда речь зашла о деле, его лицо осветилось живым интересом. Какие бы ни случались между нами перепалки, они никоим образом не отражались на его желании найти убийцу. Мне хотелось проверить свои размышления, подключив к ним острый ум моего помощника, и, не скрою, мне было приятно встретить в нем горячую поддержку.

— Вы не находите странным, сэр, что его вечно нет на месте? Ни в тот день, когда Синглтон нашел книгу, ни в ту ночь, когда было совершено убийство.

— Что верно, то верно. Об этом знал только Ателстан. Но он утверждал, что был нем, как рыба.

— А что, если убийца сам Ателстан?

— Чтобы он обезглавил человека? Да к тому же эмиссара лорда Кромвеля? Ну уж нет! Вспомни, как он был перепуган, когда предлагал мне себя в качестве соглядатая. Ему не хватило бы духу порешить даже мышку.

— А не слишком ли близко к сердцу вы восприняли чувствительность его натуры?

В тоне Марка сквозили насмешливые нотки.

— Ну хорошо. Предположим, я слишком увлекся логической цепью рассуждений, которую выстроил, подозревая брата Габриеля. Уж очень все гладко складывалось. Однако мы не имеем права не принимать во внимание человеческие характеры. Ты же не будешь возражать, что Ателстан для такого дела, как убийство, явно слаб?

— А почему тогда его вдруг так озаботила судьба брата Эдвига? Какое ему дело до того, понесет тот наказание или нет? Не сказал бы, что он являет собой воплощение благочестия. И вообще, вряд ли бы он слишком горевал, полети хоть весь монастырь в тартарары.

— А как, по-твоему, он смог бы справиться с мечом? Хотелось бы знать, откуда вообще здесь это оружие. Возможно, в Лондоне мне удастся выяснить по клейму, кто его изготовил. Пожалуй, обращусь-ка я в гильдию кузнецов мечей. Надеюсь, там мне что-нибудь подскажут. Вот только одна беда: боюсь, как бы мне не застрять здесь из-за непогоды.

— Сэр, а что, если Синглтон успел кому-нибудь еще рассказать о том, что обнаружил в казначейском домике, и этот «кто-то» решил от него избавиться? Таковым, например, мог оказаться аббат. В конце концов, его печать стояла на всех этих документах.

— Не исключено. Хотя печать, которой он пользовался, лежала у него на столе. В его отсутствие ею кто угодно мог воспользоваться.

— Тогда давайте рассмотрим в качестве обвиняемого приора Мортимуса. Этому человеку вполне достанет грубости и силы, чтобы убить человека. И разве не он вместе с братом Эдвигом заправляет тут всеми делами?

— Хочешь сказать, что эти двое работают в одной упряжке? Замешаны в одном мошенничестве? Не знаю, что и сказать. Ответ на этот вопрос я могу получить только от Копингера. — Я вздохнул. — Сколько прошло времени с тех пор, как мы уехали из Лондона? Неделя? Должен сказать, что лично мне она показалась длиной в целую жизнь.

— Шесть дней.

— Страсть как хочется вернуться домой. Но письмо по такой погоде дойдет только через несколько дней. Неужели этому никогда не будет конца?

— Такое впечатление, что нет.

Вскоре после того, как Марк залез в свою маленькую койку, я сел и, уставившись на играющий огонь в камине, вновь предался раздумьям. За окнами, сплошь закрытыми морозными узорами, слышался колокольный звон, созывающий монахов на вечерню. Что бы ни случилось в монастыре, какие бы ужасы ни произошли ночью, служба продолжала идти своим чередом.

Я думал о лорде Кромвеле, который в Лондоне ждал от меня вестей. Нужно было во что бы то ни стало попытаться отправить ему сообщение, пусть даже я не мог известить его ни о чем, кроме еще двух убийств. Я представлял себе его гневное выражение лица, представлял, как он будет сыпать проклятиями и выражать сомнения относительно моей преданности. Но если Копингер подтвердит факты совершения сделок, касающихся продажи монастырской земли, у меня появится возможность арестовать брата Эдвига за мошенничество. Я уже начал рисовать в своем воображении то, как буду его допрашивать в тюрьме и как в каком-нибудь подземелье надену на него наручники. К своему удивлению, я обнаружил, что эта картина доставляет мне явное удовольствие. Данное обстоятельство немало меня встревожило. Я был вынужден напомнить себе, что неприязнь к человеку и перспектива получить над ним власть могут легко сбить кого угодно с пути истинного. Овладевшее мною чувство вины переключило мои размышления на Марка и Элис. Насколько чисты были мои мотивы по отношению к ним? Все, что я наговорил Марку об их общественном неравенстве, а также о его обязательствах перед семьей, безусловно, являлось чистой правдой. И все же я не мог не признаться, что в глубине души меня грыз червь зависти. Вспомнив о том, как они в кухне предавались страстным объятиям, я закрыл глаза и представил на месте Марка себя, меж тем как мои младший товарищ мерно посапывал в своей постели.