Тысячный этаж - Катарина Макги

– Райлин, верно? – Она повернулась к девушке из низов. – Уж тебе точно не стоит общаться с полицией. Сама знаешь почему.

Незнакомка замешкалась, и среди возникшей тишины Леда расправила плечи, укрепляя свою позицию.

– Никто из вас не пойдет в полицию, пока мы не договоримся. Эрис напилась, поскользнулась и упала – такова наша версия. Если кто-то скажет иное, пусть прощается со своими тайнами.

Она захохотала, в глазах ее появился нездоровый блеск.

Поняв смысл угрозы, Ватт ощетинился. Леда знала о его методах. К черту! Они с Надей работали осторожно, как профессионалы, не оставляя следов.

– Думаешь, можешь угрожать из-за моей подработки? – зарычал он, не заботясь о том, что его услышит Эйвери и вторая девушка. – Ты ни за что этого не докажешь. У тебя ничего на меня нет.

– Ах, Ватт! – Леда перешла на заговорщический шепот. – На тебя есть кое-что похуже. Не дави на меня.

Парень недоуменно посмотрел на нее.

– Прости за таблетки, – жизнерадостно добавила Леда. – Но ты меня вынудил. Будь с тобой повеселее, я бы не стала к ним прибегать.

Эйвери смотрела на них, пытаясь постичь смысл разговора. Ватт пришел в бешенство.

– Я звоню в полицию и все им рассказываю! – заявил он.

– Как пожелаешь. – Леда одарила его натянутой беспощадной улыбкой. – Пожалуйста, и меня с ними соедини, чтобы я сказала им, кто такая Надя на самом деле.

На крышу опустилась тишина. Леда посмотрела на Ватта. Могла ли она узнать? Но как?

– Да-да. – Леда будто проследила за ходом его мыслей. – Мне не терпится встретиться с Надей. Просто неквантифицируемо.

Она чуть выделила слог «квант» так, чтобы Ватт услышал.

Парню стало дурно. Он не мог выдавить ни слова.

– А что до тебя, – повернулась Леда к Райлин, – я скажу полиции, как ты поступила с Кордом. Тебе дадут лет десять. А может, пожизненное.

Райлин побелела. Интересно, что у Леды есть на нее, подумал Ватт. «Надя, выясни», – приказал он. Вдруг он поможет девушке. Если бы хоть одному из них удалось вырваться из лап Леды.

– Я не стану покрывать тебя, Леда, не после того как… – заговорила Эйвери, но та резко повернулась к ней:

– А ты, Эйвери, даже не смей открывать рот. Твой грязный секрет худший из всех.

Эйвери замолчала. У Ватта защемило сердце. Конечно же, он знал, что припасла Леда против нее, поскольку сам преподнес ей эту тайну на блюдечке.

– Итак. – Голос Леды звучал истерично. – Мы все пришли к соглашению? Эрис напилась, поскользнулась и упала. Ясно?

Леда посмотрела на каждого по очереди. Сначала медленно кивнула Райлин, потом Эйвери – словно беспомощные куклы. Ватт пару секунд молча смотрел на Леду, напряженно пытаясь найти решение.

Но никакого выхода не видел. Придется солгать о смерти невинной девушки.

В силу неизбежности Ватт кивнул. Как Леда и ожидала.

Эйвери никогда еще не видела церковь Святого Мартина на девятьсот сорок седьмом этаже такой переполненной, как в утро похорон Эрис.

Похороны Эрис. В это было невозможно поверить, даже самой Эйвери, которая видела ее смерть своими глазами.

Тусклое освещение, повсюду черные драпировки и скорбящие гости в траурных нарядах. Ярким пятном выделялось море белых цветов, окружавших блестящий деревянный гроб возле алтаря, а также экран, установленный рядом, на котором сменяли друг друга фотографии Эрис – скучные портреты, на которых она позировала по просьбе матери, а не спонтанные селфи, наводнявшие новости девушки.

«Эрис бы это сильно не понравилось», – подумала Эйвери, всхлипнув и в то же время горько усмехнувшись. Слишком торжественно и традиционно. Совсем не такой была сама Эрис, свободолюбивая и полная жизни.

У Эйвери сохранилось множество воспоминаний об Эрис. Как детьми они переодевались в разные наряды, дрались за платье принцессы, которое меняло цвет по взмаху волшебной палочки. Как в седьмом классе они сделали ужасную стрижку «под горшок» и в тот вечер впервые попробовали пиво, как Эрис тайком привезла Эйвери домой и придерживала ей волосы, пока подругу тошнило полночи. Как они хихикали на уроках латыни, потому что все слова казались им неприличными. В то время они сбежали на уик-энд в Лондон, ведь Эрис заявила, что ей «наскучил Нью-Йорк».

В последнее время Эрис пришлось непросто, и Эйвери вдруг стало стыдно, что она не оказала подруге большей поддержки. Та действительно нуждалась в ней, но Эйвери слишком погрязла в своей драме отношений с Атласом, Ледой и Ваттом. Она оказалась не способной на что-то большее, чем вечеринка на день рождения. И даже та закончилась катастрофой.

Хотя бы последние пару недель Эрис была счастлива с той девушкой из низов. Эйвери задумалась, где сейчас она, пришла ли сюда. Ей бы хотелось встретиться с подругой Эрис, но она даже не знала ее имени.

Эйвери осмотрелась. Она сидела в передних рядах. Казалось, здесь собрались все, кто когда-либо знал Эрис: одноклассники и учителя, родители друзей и друзья родителей. Эйвери видела вдалеке Ватта; на его лице тоже лежала тень, но с той ночи они не разговаривали. Позади сидели прочие друзья Эрис: Джесс, Риша, даже Минь – и, конечно, Леда, взгляд которой буравил затылок Эйвери. Семья Эрис собралась на передней скамье: мама в черном креповом платье, не слишком подходящем для похорон, хотя никто не осмелился бы сказать ей об этом, прилетевшая из Калифорнии тетя Лейн и, к удивлению Эйвери, Эверетт Рэдсон с престарелой матерью. Бабуля Рэдсон смотрела прямо перед собой, ее эмоций было не прочесть. Эйвери еще не видела столько бриллиантов на одном человеке, словно караты могли восполнить старушке то, чего ей не хватало в молодости. Рядом всхлипывал мистер Рэдсон, утирая нос однотонным платком.

Эйвери хотелось разозлиться на него от лица Эрис. Пока дочь была жива, он грубо отверг ее, а теперь проливает слезы! Но девушка не могла на него сердиться, слишком разбитым он выглядел.

Эйвери с семьей занимали вторую скамью, позади Додд-Рэдсонов – на удивление почетное место, учитывая то, что Эрис погибла на ее вечеринке. Казалось, родители Эрис не винили Эйвери. Она не могла сказать того же о своих родителях, которые едва глядели в ее сторону. Их лица по-прежнему были белыми от потрясения. Рядом с Эйвери сидел Атлас, как никогда великолепный в своем темном костюме. Он пытался поймать ее взгляд, но она упрямо пялилась на экран, на котором в застывших позах появлялась умершая подруга.

– Ведь мы ничего не принесли в этот мир и уж точно ничего не можем унести из него…

«Ничего, ничего, ничего» – это слово гулким эхом звучало у Эйвери в голове. Девушка знала об этом как никто другой, ведь она ничего не сделала для Эрис. Не рассказала никому правду о смерти подруги. Даже Атласу.

Правда не изменила бы положения вещей, пыталась утешить себя Эйвери. Эрис не вернулась бы к жизни. Но мысли эти были трусливыми и эгоистичными. Эйвери презирала себя за то, что позволяет себе так думать.