Чаша страдания - Владимир Голяховский

Китаец Ли, сидел, уткнувшись, как всегда, в учебник, но при последних словах Фернанды поднял голову:

— Дружба народов есть. Товарищ Сталин и наш кормчий товарищ Мао учат нас, что русский с китайцем — братья навек.

У китайца решение этого вопроса было абсолютное и категоричное. Фернанда посмотрела на него, взгляд ее выражал усмешку. Но девушка ничего не сказала: все равно китаец не смог бы понять, да он уже опять уткнулся в книгу.

Китаец Ли, с глазами, воспаленными от бессонных ночей и чтения учебников, горячо уговаривал всю группу:

— Надо идти в музей подарков товарищу Сталину, надо идти и увидеть, как китайские люди много-много любьить великий товарищ Сталин и как наш мудрый кормчий товарищ Мао любьить товарищ Сталин.

Вся группа удивилась — в первый раз Ли хотел оторваться от учебы хоть на короткое время. Но осторожный китаец не говорил, что ему в посольстве Китая приказали зазывать в музей как можно больше студентов. Впрочем, им и самим было интересно увидеть это необыкновенное собрание ценных вещей. Только спросили:

— Сколько стоит билет?

— Входить бесплатьно, бесплатьно, — заверил Ли.

Бесплатно студенты пойдут, конечно, куда угодно.

Виктор воскликнул:

— Ребята, идем на халяву!

— Что значит — «на халяву»? — заинтересовалась Фернанда, другие тоже не знали этого выражения.

— Это одесский жаргон, «на халяву» значит «бесплатно».

— Ты знаешь одесский жаргон? — поразилась Лиля.

— Читал в одесских рассказах, оттуда и запомнил.

— В каких рассказах?

— В одесских, — он сказал уклончиво, не хотел говорить, потому что автор рассказов Бабель был запрещенным писателем, которого расстреляли в 1930-е годы.

Ехали в музей в троллейбусе, весело и шумно, но, подойдя к музею, притихли, всем казалось: вблизи от того, что принадлежит Сталину, нельзя вести себя легкомысленно. В музей стояла длинная очередь, пришлось ждать, они притихли, стояли скучные. В вестибюле перед ними предстал громадный светящийся транспарант с надписью:

Это были строчки из гимна Советского Союза, но первая строка куплета — «Ленин великий нам путь озарил» — была пропущена. Под транспарантом стоял громадный скульптурный портрет Сталина во весь рост в маршальской шинели, изваянный из мрамора разных цветов и оттенков. Шинель и фуражка — голубого тона, лицо и руки — настоящего телесного оттенка, глаза — темные с зеленоватым пламенем, усы — черные с небольшой проседью. Настоящий живой портрет. В подписи было сказано, что скульптура прислана скульпторами-коммунистами из Италии и изваяна из каррарского мрамора, который использовали великие скульпторы прошлого Микеланджело, Бернини и другие.

* * *

Музей находился на центральной улице Горького, в двухэтажном каменном особняке XVIII века, который сохранился после пожара Москвы 1812 года. К нему с обеих сторон пристроили полукругом длинные флигели. В 1831 году дворец перешел во владение дворянского «Англицкого клуба» и прослужил до революции 1917 года. В последовавшей затем неразберихе в здании помещались и сменяли друг друга разные учреждения, а в 1930-х годах в нем сделали музей, во дворе поставили две старые пушки, а на воротах повесили вывеску с золотыми буквами: «Музей революции». В нем были выставлены реликвии: оружие, знамена, бюсты, макеты, военные формы, картины — и развешаны указы тех годов. Особой популярностью музей не пользовался: туда в основном принудительно водили на экскурсии школьников. Но в 1950 году экспозицию заменили: разместили собрание подарков Сталину, которые в 1949 году присылали к его семидесятилетию. Подарков было так много, что они не могли поместиться больше нигде, кроме как в просторном дворце. На воротах появились новая вывеска с золотыми буквами: «Музей подарков товарищу Сталину». И повалил туда любопытствующий народ: еще бы, не каждый день увидишь, какие ценности могли дарить верноподданные своему обожаемому властелину.

Специальный юбилейный комитет задолго до знаменательного события разрабатывал, распределял и организовывал заказы по республикам и учреждениям, тысячи людей трудились, желая угодить ЕМУ. Чего только не присылали: ковры с его изображением, мраморные бюсты и портреты, образцы высококачественных изделий разных заводов, модели кораблей и самолетов, образцы редких минералов в золотой и серебряной оправе, сервизы с его изображением, музыкальные инструменты, дорогие издания книг с поэмами и балладами о нем и послания от всех руководителей республик.

Подарки были не только из Советского Союза. Комитет представлял подарки из всех стран мира и со всех континентов — от коммунистических партий, от коллективов рабочих, от выдающихся личностей, придерживающихся «прогрессивных» взглядов, от так называемых угнетенных народов — негров Африки и индейцев Америки, и от простых людей, которые смогли изготовить и прислать что-нибудь необыкновенное. Разнообразие подарков было впечатляющим, это было уникальное творчество многих тысяч людей.

Газеты и радио захлебывались от восторга: какие уникальные ценности собраны в музее, а главное — как это отражает любовь и признательность трудящихся всего прогрессивного мира к товарищу Сталину! Писали, что эти чувства выражены людьми и организациями стихийно и все присылается за счет дарящих. На самом деле юбилейная комиссия планировала поступление подарков и платила за них громадные деньги, рассылая по миру миллионы в валюте.

Весь «подарочный спектакль» имел одну верноподданническую идею: показать Сталину его беспредельное обожание в своей стране и необычайную популярность во всем мире. Неизвестно, смог ли сам Сталин осмотреть все дары, но идея ему явно понравилась, и он приказал выставить подарки на всеобщее обозрение — пусть люди воочию убедятся, как его любят и ценят.

Особенно выделялись подарки из Китая — дороговизной и высоким качеством изготовления: эта нищая и голодная страна прислала их больше, чем какая-либо другая.

Ребята ходили, смотрели с интересом, показывали друг другу что-нибудь особо примечательное, старались говорить шепотом или вовсе молчать. В каждом зале за посетителями наблюдали два-три переодетых в штатское офицера госбезопасности (это было видно по их военной выправке) и пиджаки их оттопыривались пистолетами.

Лиля заинтересовалась большой яркой картиной грузинского художника: юный Сталин, тогда еще Джугашвили, одетый в сюртук студента Тбилисской духовной семинарии, читает свои стихи нескольким семинаристам. Композиция картины и поза Сталина напоминали известную картину Репина «Пушкин на лицейском экзамене в Царском Селе». Лиля не знала, что Сталин в юности писал стихи, и удивилась. На стене рядом был приведен грузинский текст и перевод на русский. Она прочла:

Она была поражена: неужели он действительно думал так в юности? Почему же теперь сделал все наоборот?