Спутники Волкодава. Ветер удачи - Павел Молитвин

— Кому известно о рождении близняшек? — глухо спросил он, пытаясь сообразить, как обернуть на благо себе и империи эту новую каверзу Богов, задавшихся, судя по всему, целью окончательно доконать его. А ведь так хорошо все начиналось!..

— Мне, Мутамак и Нганье.

Стало быть, еще не поздно избавиться от одного из новорожденных мальчишек. Уж трех-то человек он сумеет заставить молчать. Появление законного претендента на императорский престол в корне изменит отношение к нему Совета Небожителей и поубавит пыла у приспешников Кешо. Кстати сказать, не из-за этого ли наследника Кешо, читавший, разумеется, трактат Орочи Мунга, начал торопить события?..

— Осмелюсь заметить, что двое мальчишек лучше одного. Два сына лучше, чем один, — тут же поправился маленький лекарь. — Тем более что о рождении второго можно пока не заявлять во всеуслышание. В святилище Мбо Мбелек он будет в безопасности и в то же время под рукой, ежели с первым случится какое-то несчастье. Как с Мандлой Татамом…

— Два сына? — Таанрет недоуменно поднял брови. — Два сына… — повторил он, силясь вникнуть, вчувствоваться в смысл этих слов.

— Это твоя плоть и кровь, господин мой. Пройдут годы, и, глядя на них, ты поймешь, что смотришься в Зеркало Богов, — промолвил Уруб, догадавшийся, похоже, что делается на душе у Таанрета.

— У империи не может быть двух правителей…

— Но отец может иметь двух сыновей, — настойчиво и вместе с тем почтительно произнес лекарь. — Два меча лучше одного, не так ли?

— А Ильяс? Что думает по этому поводу моя жена?

— Она свое дело сделала, господин мой. И в любой другой стране муж стал бы любить ее и почитать втрое против прежнего. Ведь только в Мавуно к двойняшкам относятся с предубеждением. Вспомни хотя бы последователей Богов-Близнецов.

— Но мы-то родились и живем здесь. И вынуждены считаться с традициями и предрассудками, сколь бы глупыми и противоестественными они нам ни казались! — жестко сказал Таанрет. — Думаю, нам придется …

— Взгляни на них, прежде чем принять решение, господин мой! Это ведь твои сыновья, и лишь Великому Духу ведомо, будут ли у тебя другие! — торопливо прервал его Уруб, не давая вымолвить слова, от которых потом ему трудно будет отказаться.

* * *

Постукивая сандалией по ножке низкого кресла, в котором свернулась клубочком Ильяс, Нганья неторопливо рассказывала о прощании жителей столицы с Мандлой Татамом. Оказывается, в нем участвовало множество народу и языки пламени от погребального костра, разожженного на площади Ветров, вздымались выше купола храма Амгуна-Солнцевращателя. Кешо Бибихнор произнес потрясающую речь, и тризна затянулась едва ли не до рассвета, поскольку Совет Небожителей распорядился выкатить на площадь больше сотни бочек с рисовой водкой и пальмовым вином, так что желающие могли упиться вусмерть. Не обошлось, конечно же, без драк, но яр-нуарегам было велено ни во что не вмешиваться…

— Для чего ты рассказываешь мне все это? — недоумевающе поинтересовалась Ильяс, мысли которой были заняты судьбой сыновей, а вовсе не какой-то там тризной по убиенному Татаму.

— По городу ходят всевозможные слухи, — помедлив, сказала Нганья, начиная отбивать по ножке кресла какой-то примитивный, навязчивый ритм. — Одни говорят, что Татама убили подсылы Кешо, другие винят в его гибели твоего мужа.

— Какое мне дело до болтовни неумных сплетников? Убийца Татама была схвачена, допрошена и казнена. Она сама призналась, что является служанкой Вездесущей и к тому же имела с убитым личные счеты, — равнодушно заметила Ильяс.

— Служительницам Смерти не нужны поводы для убийства, — вставила Мутамак, вышивавшая на пеленке узор из переплетения молний, призванный уберечь маленького Хутама от порчи и дурного глаза.

— Ерунда! — холодно ответствовала Нганья, даже не повернув головы в сторону Мутамак. — Поклонники Безымянной и Вездесущей не убивают кого попало. Это секта наемных убийц, члены которой неизменно берут плату за свою работу. Причем немалую. И эта прикинувшаяся «девой веселья» гадина тоже, без сомнения, выполняла чей-то заказ. Она не была жительницей нашего города и, стало быть, никаких личных счетов с Татамом не сводила.

— Может, и так, — безучастно согласилась Ильяс. — Но меня, знаешь ли, значительно больше волнует судьба малютки, отданного по настоянию Таанрета в святилище Мбо Мбелек.

— Ты не понимаешь, — терпеливо произнесла Нганья, — убийцу к Татаму подослал тот же человек, что подсылал их к твоему мужу. А кому больше всех нужна смерть их обоих?

— К чему ты ведешь? Я знаю, что супруг мой давно не ладит с Кешо и Татам был единственным связующим звеном между ними. Ничего нового ты не сказала, а если желаешь призвать его к бдительности, можешь сделать это лично. Хотя Таанрет принимает все мыслимые меры предосторожности со времен неудавшегося покушения на него в «Мраморном логове». Это ты хотела от меня услышать? — спросила Ильяс, раздосадованная настойчивостью своей подруги.

— Мутамак сказала, что давеча ты жаловалась отцу на своего мужа…

— Опять подслушиваешь? — Ильяс устремила гневный взгляд на могучую служанку, делавшую вид, что разговор форани не имеет к ней ни малейшего отношения. — Да, я говорила с папой о Таанрете. Он спрашивал меня о нем и… Нет, я действительно не понимаю, чего ты от меня хочешь!

— Так ты и в самом деле сказала, что терпеть его не можешь? Будто ты раскаиваешься, что вышла за него замуж?

— Сказала, ибо так оно и есть.

Ильяс упрямо стиснула зубы и уставилась мимо собеседницы на клубящиеся в столбе льющегося из окна солнечного света золотые пылинки. Вчера, разговаривал с отцом, она сказала ему правду и готова была повторить ее в глаза мужу, если бы у того возникло желание узнать, что думает об их браке его жена. Но его это, похоже, не слишком-то волновало…

Справедливости ради следовало признать, что Ильяс лукавила: желтоглазый пытался поговорить с ней по душам после того, как близняшкам сделали положенные татуировки и Аканума — настоятель храма Неизъяснимого Мбо Мбелек — увез Ульчи с собой. Но как она могла говорить с ним, если он только что отрекся от одного из своих сыновей? О, разумеется, он привел бы кучу доводов в пользу принятого им — без нее! — решения судьбы их сына, но слушать всю эту чушь она не желала. Ибо наперед знала, чем кончится их беседа.

У Таанрета имелось в запасе испытанное средство, к которому он неукоснительно прибегал, когда не мог убедить в чем-либо свою не слишком-то сговорчивую супругу. Он просил поверить ему и простить его. Поверить в то, что он, лучше разбираясь в происходящем, способен принять самое разумное и целесообразное решение, и простить за то, что уделяет ей недостаточно внимания и не в состоянии посвящать во все свои дела.

Однако сколько же можно верить, входить в его положение и прощать?! Она и так слишком многому верила и слишком многое ему прощала…

— Твой муж далек от совершенства и все же неизмеримо лучше Кешо. Сказанное же не к месту слово способно неузнаваемо изменить нашу жизнь, а твое — так даже повлиять на судьбу империи. Разве ты до сих пор этого не поняла?