Подменыш - Виктор Лаваль

– Ты уверен? – спросила она.

– Да, – сказал он.

– Спустись вниз и посмотри на камни, – сказала она. – Когда будешь готов, спустись туда и посмотри по-настоящему.

И вдруг Аполлону показалось, что пуховик Эммы сдулся, словно она выскользнула из него, такой маленькой и худой она стала. Она соединила рукава куртки на животе, потом опустила голову, и капюшон накрыл ее лицо. С тем же успехом он мог смотреть на сворачивающуюся мокрицу.

– Аполлон, – сказала она, сквозь ткань куртки.

– Да.

– Если окажется, что ты меня обманываешь. Если ты заодно с этими людьми и попытаешься меня предать…

– Все не так, – сказал он. – Я не стану тебя предавать.

– Если окажется, что ты меня обманываешь, я заберу тебя с собой в ад, – сказала Эмма.

Аполлон наконец поверил, что Эмма заснула, когда ее свистящее дыхание, как у человека, страдающего от долгого и мучительного приступа астмы, стало ровным и глубоким. Она выглядела истощенной и дышала, как по-настоящему больной человек. И то, что она все еще была жива, казалось актом могучей воли, недоступной пониманию.

Постепенно ровное сопение Эммы стало действовать на Аполлона как снотворное, и он понимал, что если останется рядом с ней и будет продолжать слушать ее дыхание, то и сам погрузится в глубокий сон. Поэтому он встал и начал спускаться по склону, усеянному камнями. Через десять футов он обернулся и посмотрел на Эмму. Он не мог разглядеть ее лицо, только абрис, но ему стало немного спокойнее от мысли, что она рядом. Он уже чувствовал себя немного счастливее из-за того, что был не один.

Когда Аполлон снова повернулся в сторону дна ямы, он сосредоточился на крышке от подноса, а не на скалах. В двадцати футах находился вход в пещеру. Может быть, о ней рассказывал Йорген? Возможно, здесь отец оставил маленькую девочку Агнес? Дважды. И что случилось с детьми, чьи портреты висели на стене? От этих мыслей у него закружилась голова и к горлу подступила тошнота. Найти такое место в Куинсе. Найти его где-то на земле.

Чтобы не смотреть на пещеру и скалы, Аполлон спустился к крышке, присел на корточки и протянул руку, опасаясь возможного обвала. Когда ему удалось к ней прикоснуться, он решил, что это достижение, и так собой гордился, что показал крышку Эмме, как ребенок, который хочет произвести впечатление. Но ему пришлось отвернуться от пещеры, и в тот же миг на него обрушился ужас, словно горячий луч ударил в затылок. Он посмотрел на вход в пещеру и почти сразу понял, что ощутил жар не только из-за страха – в его сторону устремился порыв обжигающего воздуха, и ему вдруг показалось, будто пещера на него дышит. Или тот, кто спрятался где-то глубоко внутри.

Невозможно пошевелиться. Невозможно бежать. Жар горячего ветра растопил снег вокруг него, образовав неровный полукруг. Выше, в маленькой долине, продолжалась зима, но здесь будто наступила весна. Лежавшие поблизости камни, еще недавно покрытые снегом, теперь стали голыми.

Аполлон снова поднял крышку от подноса, как щит, а потом увидел торчавшую из земли палку, которая остановила катившуюся вниз крышку. Возможно, это был обломок ветки, но он мог ее использовать в качестве оружия. Аполлон вытащил палку из земли и поднял высоко над головой вместе с импровизированным щитом.

– Аполлон.

Голос Эммы, прозвучавший у него за спиной. Во всяком случае, он так подумал. Из-за того что не видел ее лица и движущихся губ, у него возникло ощущение, будто она говорит с ним внутри его головы.

– Посмотри на то, что ты держишь в руке, – сказала она.

Аполлон поднял палку, чтобы получше ее видеть в сиянии луны. В жестком, почти сером с желтоватым отливом свете он увидел в верхней части два шишковатых утолщения, а внизу одно, но ярко выраженное. Он держал не палку и не кусок сломанной ветки.

Это была кость.

Он держал в руке кость. Маленькую. Кость ноги ребенка. Детское бедро. Когда Аполлон это понял, он сразу ее бросил, и кость со стуком упала на камни.

Камни.

Аполлон опустился на одно колено, и его уши наполнились шипением, словно от радиатора шел пар, но для него это был лишь звук его смущения и отвращения. Он бросил крышку от подноса, но даже не услышал грохота от ее падения, схватил правой рукой круглый камень и перевернул его.

Череп ребенка.

В нем, чуть выше левого уха, он увидел дыру размером с серебряный доллар. Рука Аполлона начала мучительно пульсировать, но он не мог бросить череп, не мог отвести взгляда от дыры. Он ощутил ярость, которая поднималась вверх, точно желчь в горле. Он повернулся и сделал шаг к пещере.

– Если ты сейчас туда войдешь, ты умрешь, – сказала Эмма.

Она выбралась из своего кокона, поднялась на ноги и теперь стояла в верхней части долины костей и говорила с уверенностью пророка.

Аполлон двинулся обратно, и кости под его ботинками хрустели и стучали. Он все еще держал в руке череп. Ему казалось, что бросить его на землю будет жестоко. Он решил, что это череп Агнес. Агнес Кнудсдаттер, первого оставленного в лесу Куинса ребенка.

Аполлон сел рядом с Эммой на холодную землю и накрыл крышкой поднос с остатками бараньей головы. Череп Агнес остался у него на коленях, но, когда Аполлон на него посмотрел, он стал снова напоминать большой серый камень. Аполлон едва не рассмеялся, но у него не хватило на это сил. Мир полон чар, в особенности когда он скрывает страдания слабых.

– Значит, мы останемся здесь до утра, – сказал Аполлон.

– Когда встает солнце, чудовище спит, – сказала Эмма.

– Ты уверена, что Брайан все еще здесь? – спросил Аполлон.

Он не мог заставить себя задать следующий вопрос: И что он жив?

Но Эмма его поняла. Она поднесла одну руку к животу.

– Мать знает, – прошептала она.

– А что ты делаешь днем, пока оно спит? – спросил Аполлон.

– Гуляю, – сказала она.

Аполлон впервые рискнул поднести руку к Эмме и слегка прикоснулся к ее пояснице.

– Я хочу, чтобы утром ты пошла со мной, – сказал Аполлон. – Я знаю один дом поблизости, где мы сможем отдохнуть. Теперь нас никто там не побеспокоит.

Эмма ему не ответила. Она не стала на него опираться и никак не показала, что испытывает облегчение, но и не сбросила его ладонь, и Аполлон не убрал руку, так они и просидели рядом до самого рассвета.

Эмма и Аполлон стояли над телом Йоргена Кнудсена.

Аполлон искренне удивился, когда вернулся в дом и обнаружил труп старого викинга, который по-прежнему лежал на полу в кухне с ножом в горле. Подсознательно он ожидал, что увидит, как Йорген наливает себе очередной алкогольный коктейль. И хотя старик, вне всякого сомнения, заслуживал смерти, такие вещи не проходят даром. Вид тела и крови, засохшей на одежде и на полу, и даже несколько капель на потолке и столе, где Аполлон резал капусту, заставили его отчаянно заморгать, словно он так и не смыл кровь Йоргена с лица. Он подумал, что, наверное, будет ее чувствовать до последнего дня своей жизни.