Хлопок одной ладонью - Николай Кукушкин

В языках жестов физическое пространство перед говорящим часто имеет грамматическое значение. Например, движение руки в определенном направлении может выражать нечто подобное приставкам или суффиксам в звуковых языках, видоизменять действие либо обозначать объект или субъект. То есть жест относится к чему-то воображаемому, относительно чего между носителями языка существует договоренность. Но примитивные знаки, которыми пользуются не обученные языку глухонемые, имеют не грамматический, а прямой смысл. В них пространство используется не как средство выражения мысли, а просто как пространство. Указательный жест напрямую взаимодействует с окружающей средой и потому не требует знания договоренностей.

Одним из аспектов эволюции никарагуанского языка как раз и стало появление грамматически значимых модуляций жестов в пространстве24. В одном эксперименте психологи показывали бывшим учащимся разных лет простые видеоролики с направленным действием: например, женщина, сидящая за столом лицом к камере, передает мужчине стакан воды. Мужчина сидит справа от женщины относительно ее самой и, соответственно, слева от женщины с точки зрения наблюдателя. Испытуемых просили жестами описать увиденное. Делая это, все они двигали рукой в какую-нибудь сторону, но психологов интересовало, в какую именно. Некоторые испытуемые в описанной ситуации двигали рукой влево, некоторые вправо, а некоторые – когда как.

Допустим, рука двигается влево. Это означает, что испытуемый описывает некое действие – в данном случае передачу стакана воды – как происходящее справа налево. Но справа налево действие на экране происходит, если на него смотреть с точки зрения испытуемого, а не с точки зрения героев сюжета. Именно так выражали содержание видеоролика все испытуемые, поступившие в школу с 1977 по 1983 г.: у них либо вообще не было предпочтения в направлении жестикуляции, либо они указывали жестом в ту сторону экрана, куда двигалось что-то в видеоролике.

Но более молодые выпускники, поступавшие в школу в 1985 г. и позже, в описанном случае все как один двигали рукой вправо. Среди этой группы испытуемых направленность жеста приобретает иной смысл, чем просто тыканье в экран. Двигая рукой в направлении, противоположном движению на экране, они как бы ставят себя в положение женщины, передающей стакан. Это уже не просто зеркальная имитация, а грамматическая конструкция, обозначающая, кто в предложении действующая сторона (говорящий), а кто – соответственно – сторона принимающая.

Далее ученые поставили обратный эксперимент. Они записали разные варианты жестов-описаний на видео и попросили учащихся разных лет их «перевести», отметив на бланке фотографию с подходящей ситуацией. Оказалось, что участники, поступавшие в школу начиная с 1985 г., все как один интерпретировали жесты исключительно в «перевернутом» смысле (то есть ставили говорящего в положение активно действующего лица). Все поступившие до 1983 г. утверждали, что те же самые последовательности жестов (допустим, «женщина – дать – стакан – мужчина») можно понимать как в одном, так и в другом направлении (то есть, в нашем случае, «женщина дает стакан мужчине» или «мужчина дает стакан женщине»). Проще говоря, участники постарше допускали двойственность перевода «направленных» конструкций, а молодежь требовала четкости. Когда психологи прямо спросили одного из молодых участников, можно ли понять данный жест наоборот, он закатил глаза и объяснил, что наоборот нужно показывать вот так – и сделал опять-таки «перевернутый» жест. Получается, что более молодой выпускник школы, пытающийся что-то объяснить старшему выпускнику при помощи направления жеста, в половине случаев будет им не понят. Язык эволюционировал.

Происхождение языков

Как помнит читатель из обсуждения теории Дарвина в начале книги, эволюция происходит в результате совокупности изменчивости, наследственности и отбора. Если речь идет об изменчивости, наследственности и отборе генов, то эволюционируют биологические виды. Но сами по себе эти три понятия совсем необязательно должны применяться к ДНК или физическим признакам организмов. Сила дарвиновской теории в том, что она работает в любой системе, где есть наследуемые (то есть регулярно воспроизводимые), но изменчивые признаки, подверженные отбору. В данном случае изменчивость – это разнообразие жестов, присутствующее в речи каждого ребенка. Наследственность – это имитация этих жестов другими детьми. Отбор – это популярность одних жестов на фоне других. Как среди разных генов разные варианты имеют разные шансы на выживание, так и среди всех возможных жестов развивающегося языка одни имитируются больше, а другие меньше. Происходящее в результате постепенное изменение языка – типичный пример дарвиновской эволюции. Только это эволюция не генетическая, а культурная25.

В случае с генами отбор, рулевой эволюции, работает на те из них, которые кодируют максимально эффективное тело, то есть создают условия для собственного воспроизведения перед лицом неминуемой смерти. В случае никарагуанского языка тоже работает отбор, только не отбор на выживание генов, а отбор на выживание жестов. Индивидуальные жесты сменяются общепринятыми, потому что такие жесты лучше передают смысл в большом коллективе и, соответственно, охотнее имитируются. Конкретные жесты сменяются абстрактными, которыми можно с меньшими усилиями передать больше смысла. Жесты, которыми никто не пользуется, выходят из употребления и забываются. Можно сказать, что в культурном смысле отбор работает на идеи, создающие условия для собственного воспроизведения перед лицом неминуемого забывания. Идеи создают такие условия, все больше и больше подстраиваясь под запросы человеческого мозга – в данном случае, его тягу к общению, категоризации и обобщению.

В предыдущих главах мы увидели, откуда берутся такие запросы. Общение, то есть социальный контакт, – это одна из главных эволюционных стратегий млекопитающих, в особенности приматов. В человеческий мозг на генетическом, врожденном уровне вписана дофаминовая подпитка социальных взаимодействий. Что касается тяги к категоризации и обобщению, то это следствия самой структуры мозга, и в частности коры. Даже отдельно взятый нейрон занимается тем, что обобщает информацию. Кора же занимается тем, что обобщает информацию многократно, причем одни обобщения конкурируют с другими, в результате чего и возникают категории – дискретные, фиксированные характеристики непрерывной и текучей реальности.

Эти свойства нервной системы, системы вознаграждения и коры, в свою очередь, объясняются генетической эволюцией, давлением обстоятельств на определенных стадиях истории царства животных. Тяга к общению заложена в нас по крайней мере с того момента, когда наши предки-приматы стали сбиваться в группы, выйдя из-под покрова ночи, где еще более древние пращуры прятались от динозавров. Нейрон как обобщитель информации зародился с возникновением синапсов в древних, докембрийских предках современных животных – тем нужно было интегрировать информацию из разных частей огромного многоклеточного агрегата, чтобы целенаправленно двигаться в сторону пищи. Кора как обобщитель, объяснитель и категоризатор появилась у предков млекопитающих, возможно, опять-таки в силу ночной жизни под гнетом динозавров: возникновение сразу нескольких альтернатив зрению (обоняние, осязание, слух) и необходимость планирования безопасных маршрутов могли быть толчком к развитию универсального понимающего органа.