Хлопок одной ладонью - Николай Кукушкин

Почти все, что мы знаем о пирахан, стало известно остальному миру благодаря одному человеку, американскому лингвисту Дэниелу Эверетту. Он жил с пирахан дольше всех, в совершенстве овладел их языком и, вне всякого сомнения, знает об этом народе больше, чем кто-либо другой из западных ученых. Изначально Эверетт приехал на Амазонку в качестве миссионера, надеясь перевести Библию на язык пирахан и обратить их в христианскую веру. Со временем Эверетт стал сомневаться в собственной вере и в конце концов отказался от своей миссии, сконцентрировавшись на научной работе лингвиста и антрополога. По его словам, жизнь с пирахан пошатнула все его представления о человеческой природе, морали, религии, о том, что такое хорошо, а что такое плохо1, 2.

Дело в том, что пирахан, несмотря на свою полнейшую технологическую примитивность, совершенно не нуждаются ни в чьей помощи. Пирахан не засеивают поля, но и не голодают. Иногда они сплевывают семена маниоки на землю и иногда она там прорастает, и тогда они ее едят. Они великолепно знают лес, хорошо охотятся и без особых затруднений снабжают себя плодами джунглей. Но запасать еду на будущее им просто не приходит в голову. На рыбалку они ходят не по будильнику перед рассветом, а когда вздумается, порой лениво забираясь в большую лодку гурьбой человек в двадцать, а там кто хочет – рыбачит, а кто хочет – просто сидит. Им нормально.

Кстати, о будильнике. Пирахан считают, что спать вредно и умирает человек, когда проводит во сне определенное время. Поэтому спят пирахан очень мало, не различая дня и ночи, а просто время от времени ненадолго укладываясь на свою скамью или прислоняясь к дереву на полчаса. В заголовке одной из книг Эверетта про пирахан использована местная присказка, напоминающая об опасности сонливости: «Не спи – вокруг змеи!» Казалось бы, пирахан должны быть вялыми и болезненными. Но нет. Им нормально.

Понятие частной собственности у пирахан развито слабо. Это распространяется даже на брачные отношения. Пирахан живут в более или менее постоянных семьях, но разводы допустимы и никого не беспокоят. Что же касается материальных благ, то пираханцы ими почти не интересуются. У детей нет постоянных игрушек, они подбирают что попало и делают с этим что захотят, а потом выбрасывают и забывают. В литературе все время цитируется случай, описанный Эвереттом, когда, увидев пролетевший самолет, пираханские дети вдруг смастерили из палок неожиданно реалистичную модель аэроплана, поиграли с ней и выкинули. Никаких подобных поделок пирахан не хранят. Отчасти из-за этого с ними катастрофически сложно наладить контакт – им ничего не нужно, поэтому они не видят смысла в налаживании каких-либо контактов. Почти единственное веяние извне, с энтузиазмом принятое пирахан, – это их трикотажная одежда.

В остальном же пирахан над этим самым «извне» искренне потешаются. У них есть специальный термин для всех не-пирахан: «кривая башка». Представители внешнего мира поражают пираханцев своей неугомонной манией все усложнять. Пирахан, в отличие от автора и всех читателей этой книги, почти не задумываются ни о прошлом, ни о будущем. У них нет ни мифов, ни долгосрочных планов. Если их спрашивать, откуда все взялось, они отвечают: «Так всегда было». При этом пирахан выглядят счастливыми. Они беспрестанно улыбаются и смеются. Можно понять, почему Дэниел Эверетт стал сомневаться в миссионерстве: если близко познакомиться с этими «примитивными», на первый взгляд, людьми, то становится непонятно, по какому праву «кривая башка» вообще чему-то учит здорового, счастливого, беззаботного человека.

Общество и культура пирахан выделяются даже среди других сообществ охотников-собирателей, в которых обычно более выражены коллективные верования, понятия частной собственности и брачные обязательства. Тем интереснее тот факт, что точно так же выделяется среди других языков пираханский язык. В нем очень мало звуков, поэтому звучит он очень странно, почти медитативно, как будто птичья песня или речевая азбука Морзе. Звуки произносятся лениво, иногда полслова проглатывается, а при желании весь язык можно просвистеть (ясно, почему из иностранных лингвистов язык пирахан сумели освоить лишь единицы). В их языке отсутствуют фиксированные названия цветов и чисел. Многие существительные заимствованы из наречий соседних племен и из португальского. Но самое необычное – это почти полное отсутствие какой-либо грамматической сложности.

Например, в разговоре о погоде пираханец может сказать фразу примерно следующего звучания (письменности у пирахан, конечно, нет): «Ай, каай каай-о, аба-ти, пибойи-со». Это предложение дословно переводится так: «Ну, дом дома, остаюсь, идет дождь». То есть вместо сложного предложения «Я сижу дома, когда идет дождь» носители языка пирахан просто перечисляют составные части своей мысли: дом, сижу, дождь. Особо интересна тут конструкция «пибойи-со». Суффикс «-со» в пираханском означает «не сейчас», то есть либо в прошлом, либо в будущем. Идет дождь, но не в данный момент. Вместо того чтобы составлять сложное предложение, в котором дождь – условие, а сидение дома – следствие, пираханцы просто указывают на то, что в прошлом и будущем сидение дома сосуществует с дождем. Подобная простота грамматических конструкций видна, даже когда носители языка пирахан говорят на португальском. Некоторые мужчины владеют достаточным количеством слов, чтобы объясниться, но они используют эти слова по-пирахански, списком, вроде «Ну, дождь, кап-кап-кап, быть дома, сижу скамья, эх, спать»3.

Изучение этого явления – отсутствия сложных грамматических конструкций, а если точнее, отсутствия рекурсии в языке пирахан – стало новой «миссией» Дэниела Эверетта, на этот раз научной. Дело в том, что последние полвека в лингвистике царила идея так называемой универсальной грамматики: все человеческие языки мира подчиняются одним и тем же принципам, определяемым свойствами человеческого мозга. Среди таких принципов центральным является рекурсия. Рекурсия – это синтаксическая архитектура языка, при которой элементы вкладываются в другие элементы. Например, можно сказать: «Человек спит», а можно сказать: «Человек из Купчино спит в плацкартном вагоне». Это один и тот же герой. В обоих случаях он делает одно и то же. Но смысл предложения расширяется за счет замены слов «человек» и «спит» целыми фразами: «человек из Купчино» и «спит в плацкартном вагоне». Каждое из слов в каждой из этих фраз может точно так же заменяться: герой предложения может, например, стать «суровым, но в душе добрым человеком» из «уютного Купчино», который «мертвецки спит» в «плацкартном вагоне, пропитанном запахом табака». Такое многоуровневое раскрытие смыслов можно продолжать до бесконечности. Это и есть рекурсия. Так вот, в языке пирахан рекурсии, по убеждению Эверетта, нет. А значит, универсальная грамматика все-таки не универсальна, не прошита в человеческой нервной системе, а является продуктом культуры и усваивается в ходе обучения, как и значения слов4, 5.

Революция и контрреволюция