Николай II - Сергей Фирсов

В те же годы официальных празднеств и торжеств епископ Екатеринославский Агапит (Вишневский) прислал в Святейший синод отчет, в котором характеризовал моральное состояние своей паствы:

«В религиозно-нравственном отношении, — пишет владыка, — прихожан епархии можно разделить на три группы. К первой категории, к сожалению, очень малочисленной, принадлежат люди русско-православного мировоззрения и старинного домостроевского уклада жизни. Занимаясь хозяйством, трудясь из-за материальных интересов не менее других, они, однако, подобно Аврааму, ясно сознают и постоянно помнят, что на земле сей они только „странники и пришельцы“. А потому не прилепляются к земному шару всей душой. Думают о Боге и о спасении своей души, о райских блаженствах святых и об адских мучениях грешников, хотя и представляют себе все это довольно грубо и материально. Люди эти честны, трезвы и целомудренны. Имеют в сердце своем страх Божий и каждый шаг свой делают осмотрительно, стараясь проверить его с своим упованием. Сектантов и разных современных вольнодумцев отрицают всей душой, считая их хуже язычников, и за великий грех почитают входить с ними в общение. Но с другой стороны, если из этой категории уклонится кто-либо в сектантство, то уже делается сектантом-фанатиком, упорным и непримиримым врагом Православия.

Вторая категория прихожан — категория, по численности своей самая большая. Это люди земли, „сыны человеческие“, с головой ушедшие в житейскую суету сует. Земля как главный источник их существования, и „душа“, в известном смысле известной земельной единицы, служат главным предметом их дум и разговоров, основным мотивом их поступков и деятельности. Верят эти люди в Бога, вечную загробную жизнь, верят в Церковь и во все церковные обряды. Но вера эта у них очень неясная, какая-то туманная, расплывчатая, перепутана с преданиями глубокой старины и с суевериями, а потому не проникает глубоко в их жизнь и не имеет на нее нравственного влияния. В жизни, в своих отношениях к миру и к близким люди эти не руководствуются религиею, а всегда поступают по житейским расчетам и соображениям. С утра до вечера, и в будни, и в праздники они всегда в труде, в хлопотах, в суете и работе. Им „всегда некогда“, все не время, все недосуг. Храм Божий они посещают, но исправно только по большим праздникам, в воскресные же дни — изредка. К духовенству относятся почтительно, но официально. Пьянства, воровства и других грубых, наглядных пороков среди категории этой не замечается. Но ложь, всякие обманные ухищрения и вообще недобросовестность среди них — обычные явления. В сектантство из этой категории уклонений почти не бывает.

Наконец, третья категория. Это, в большинстве своем, молодое поколение, невоспитанное, необузданное, беспринципное, которого коснулся современный тлетворный дух отрицания и сомнения, дух гордыни и неповиновения. Под влиянием новых идей, усердно распространяемых и левою прессою, и брошюрами, и ораторами революционного направления, а в особенности под влиянием порнографической лубочной литературы, современная молодежь исповедует только „культ плоти“ и делается совершенно индифферентной к религии вообще. Более того, делается кощунственно-неверующей, дерзкой и нахальной. Не хочет верить ничему святому, духовному, вечному, считая все это „выдумкою попов“ и правительства ради корыстных целей и порабощения простого темного народа. Над духовенством смеются и издеваются, при встрече с ним демонстративно не желают поклониться и вообще стараются держать себя вызывающе. Не признают и родителей своих и вообще авторитета старших. Пьянствуют, развратничают, хулиганствуют. В храм являются очень редко, разве только в самые большие и торжественные праздники: в Пасху, храмовый день, Рождество Христово, Новый год, Крещение. Хозяйственным, земледельческим трудом заниматься они не любят. Стараются находить для себя более легкий труд и веселую компанию товарищей. Мечтают о новой революции, от которой ждут для себя „земного рая“, то есть всяческих благ и удовольствий для тела, а главное — ничегонеделания (курсив мой. — С. Ф.).

В обществе они совершенно оттеснили старших и являются первыми крикунами и застрельщиками. Далеко отстоя от храма и Церкви по своему религиозно-нравственному настроению, они, однако, очень любят толковать о церковных делах, а особенно о церковных доходах, которые, по своему невежеству, преувеличивают в десятки раз, и распоряжение которыми мечтают забрать в свои руки. В случае какой-либо оплошности духовенства они же являются первыми подстрекателями и жалобщиками на него по начальству.

Вот три элемента современной деревни и современного прихода».

После таких признаний можно ли было говорить о жизненности идеалов «православия, самодержавия и народности»? Вопрос риторический. «Грядущий Хам», о котором (правда, по другому поводу) еще в 1906 году писал Д. С. Мережковский, был представлен епископом Агапитом во всей его неприглядной наготе. О том, что «христианская хрупкая тоненькая оболочка легко спадает с наших мужиков», в том же 1906-м писал и генерал А. А. Киреев. Но для Николая II это не было столь очевидно, как для его более чутких современников. И после революции он верил «в мужика», не сомневаясь в том, что простой народ никогда более не пойдет против помазанника Божьего. Участвуя в праздновании юбилеев исторических событий, царь воспринимал себя как полноправного представителя русского народа и династии, а сами юбилеи — как личные праздники. В августе 1912 года Николай II участвовал в торжествах, посвященных 100-летию Бородинского сражения, и беседовал с приветствовавшими его крестьянскими старшинами. Для него они были представителями русского крестьянства в целом. Религиозный тон празднества заставлял царя верить в то, что все вернулось «на круги своя» (тем более что по настоянию московских монархически настроенных дворян в приветственной речи Николая II назвали самодержавным монархом). Неудивительно, что на Бородинские торжества депутаты Государственной думы не были приглашены.

Следующий, 1913 год для Российской империи также был юбилейным — исполнялось 300 лет царствующему дому Романовых. Торжественное празднование должно было продемонстрировать силу и мощь династии, доказать «вкорененность» самодержавных принципов «в плоть и кровь» русского народа, его «природный монархизм». Разумеется, что в проведении подобных торжеств особое место отводилось православной церкви, которая должна была своим религиозным авторитетом способствовать приданию празднику всенародного характера.

Однако цели и задачи властей явно диссонировали с политическими реалиями того времени. Столь громко отмечаемый юбилей наводил некоторых современников, в частности В. Б. Лопухина, «на мысли о будущем царского Дома», перспективы которого на распутинском фоне представлялись им грозными. Впрочем, далеко не всех. Крайне правые круги смотрели на торжества совсем по-иному, надеясь окончательно убедить самодержца в необходимости отмены акта 17 октября. По словам В. С. Дякина, «весь ход торжеств демонстрировал отрицательное отношение Николая II к навязанной ему „конституции“. Из написанного Кривошеиным проекта юбилейного манифеста были вычеркнуты слова о единении с „выборными от народа, призванными… к участию в законодательстве“». Царь первоначально не желал даже приглашать думцев на выход в Зимнем дворце.