Аракчеев - Владимир Томсинов

Другое свидетельство того, что уже в 1816 году граф Аракчеев вошел в силу небывалую, принадлежит H. M. Карамзину. В начале февраля названного года Николай Михайлович приехал в Петербург с тем, чтобы встретиться с государем и получить от него разрешение и средства на печатание первых восьми томов своей «Истории государства Российского». Историк восторженно был встречен молодыми дворянами — почитателями его таланта, с радостью принимался в домах столичной знати, приглашался и великими княгинями, и вдовствующей императрицей Марией Федоровной, наконец, и супруга Александра I императрица Елизавета Алексеевна не упустила случая радушно принять Карамзина у себя, хотя и была нездорова. Один лишь император Александр, ради встречи с которым Николай Михайлович, собственно, и приехал в Петербург, никак не отвечал на просьбу его о приеме. «Уже три недели я здесь и теряю время на суету: не подвигаюсь вперед и действительно имею нужду в терпении, — жаловался Карамзин своей жене в письме от 24/25 февраля. — Почти ежедневно слышу, и в особенности через великую княгиню (Екатерину Павловну. — В. Т.), что Государь благорасположен принять меня — и все только слышу. Видишь, как трудно войти в святилище Его кабинета».

Трудность сия объяснялась просто: на входе в «святилище» государева кабинета стоял Аракчеев. Когда Карамзину сказали, что попасть к Александру можно не иначе как через всесильного графа, он возмутился. Нет, это не для него, он скорее возвратится домой, чем обратится к временщику. «Не заключат ли, что я пролаз и подлой искатель? Лучше, кажется, не ехать», — делился Карамзин своими сомнениями с супругой. Но Алексей Андреевич, как оказалось, сам желал видеть знаменитого писателя-историка. 10 марта Николай Михайлович сообщал жене: «Фактотум графа Аракчеева, об котором я писал к тебе, передал мне через Вельяшева, что граф желает видеться со мною и говорит: «Карамзин, видно, не хочет моего знакомства: он приехал сюда и не забросил даже ко мне карточки!» В тот же день Николай Михайлович, надев мундир, отправился в дом Аракчеева и оставил там свою карточку. Через три дня от графа пришло приглашение, и вечером 13 марта историк встретился с ним в его доме и проговорил более часа.

«Он несколько раз меня удерживал, — писал Карамзин сразу по возвращении из дома Аракчеева своей жене. — Говорили с некоторою искренностию. Я рассказал ему мои обстоятельства и на вызов его замолвить за меня слово Государю отвечал: «Не прошу, Ваше Сиятельство, но если вам угодно и если будет кстати» и проч. Он сказал: «Государь, без сомнения, расположен принять вас, и не на две минуты, как некоторых, но для беседы приятнейшей, если не ошибаюсь». В заключение данного письма от 13 марта Карамзин сообщал, что граф Аракчеев обязался способствовать его скорейшему свиданию с государем и даже заверил его, что это откладывание не продолжится. И действительно, вечером 15 марта Карамзин был принят императором. Причем ему не пришлось ждать в приемной ни минуты. Александр встретил Николая Михайловича как старого своего друга и час сорок минут провел с ним в разговоре, по признанию самого историка, «искренном, милостивом, прекрасном». На издание «Истории государства Российского» Его Величество пожаловал из своих средств 60 тысяч рублей и разрешил печатать ее без цензуры.

Мнение историка-писателя о графе Аракчееве изменилось в лучшую сторону после первой же беседы с ним. «Вообще я нашел в нем человека с умом и с хорошими правилами, — делился Карамзин своими впечатлениями о графе в письме к супруге от 13 марта 1816 года. — Вот его слова: «Учителем моим был дьячек: мудрено ли, что я мало знаю? Мое дело исполнять волю Государеву. Если бы я был моложе, то стал бы у вас учиться: теперь уже поздно». Не подумай, милая, что это насмешка; нет, он хорошо трактовал меня, и сказанное мною не могло подать ему повода к такой насмешке».

Граф Аракчеев станет одним из самых увлеченных читателей «Истории государства Российского» и будет с нетерпением ждать выхода в свет новых ее томов. «Исполняя лестную для меня волю вашу, спешу доставить вашему сиятельству два новые тома Российской истории в надежде, что они, если не дарованием автора, то любопытным содержанием удостоятся вашего внимания», — напишет H. M. Карамзин к Аракчееву 13 марта 1824 года. А граф, который будет пребывать в этот день в Старой Руссе, ответит немедля: «Милостивый государь Николай Михайлович! Спешу принесть Вашему Превосходительству мою благодарность за приятный для меня подарок, но жалуюсь вам на моего Николая Назарьевича Муравьева, который прислав ко мне ваше письмо, а книги оставил в Санкт-Петербурге до моего возвращения, почему я лишен еще буду несколько дней желаемого давно мною удовольствия читать оные». Несколько подобных записок историка к Аракчееву и Аракчеева к историку хранятся ныне в Российском государственном военно-историческом архиве.

Резко возросшее по окончании войны с Наполеоном влияние Аракчеева при царском дворе почувствовали и члены императорской фамилии. Имя графа приводило в трепет даже братьев государя, Николая и Михаила Павловичей, в то время совсем еще юных. В конце 1815 года великие князья присутствовали на каком-то торжественном вечере в Зимнем дворце. Чрезвычайно веселые, они сидели на подоконнике и перебрасывались шутками с молодыми флигель-адъютантами из государевой свиты. Вдруг кто-то из офицеров шепнул: «Аракчеев идет!» И великие князья Николай и Михаил мгновенно, как по команде, вскочили, вытянулись в струну, руки по швам и так стояли до тех пор, пока грозный граф не прошествовал мимо.

В приемной зале Аракчеева, где собиралось иной раз до сотни чиновников, офицеров и генералов с рапортами, представлениями и другими бумагами, можно было нередко видеть и великих князей Николая с Михаилом, которые вместе с другими посетителями проводили полчаса-час, а то и более в ожидании выхода графа. Алексей Андреевич, войдя в приемный зал, обыкновенно садился на диван и начинал принимать рапорты от начальников различных департаментов, выслушивал донесения генералов, задавал вопросы, делал замечания. Все присутствовавшие при этом стояли. Но для великих князей граф делал исключение. Спустя пять-десять минут после начала приема он обращался к ним и говорил: «Можете сесть, ваше высочество», слегка кивая головой при этих словах и едва заметно улыбаясь.

Молодая супруга Николая Павловича великая княгиня Александра Федоровна в октябре 1817 года находилась в Москве в то самое время, когда там пребывал император Александр. Однажды по каким-то делам приехал туда Аракчеев, и Александра Федоровна получила возможность в течение нескольких дней наблюдать за тем, как граф работает, как обращается с ним государь и как относятся к нему окружающие. Позднее в своих воспоминаниях великая княгиня писала: «В это время Аракчеев был самым деятельным помощником императора. Он был необходим ему и работал с ним ежедневно. Через его руки проходили почти все дела. Этого человека боялись, его никто не любил».

Великая княгиня Екатерина Павловна, бывшая в то время королевой Вюртембергской, именно к Аракчееву обратилась с тем, чтобы исходатайствовать своему любимому библиотекарю Бушману повышение в чине. Граф писал ей 18 августа 1818 года: «По письму, коим угодно было Вашему королевскому Величеству удостоить меня от 19/9 июля, я имел щастие докладывать Государю Императору, и Его Императорское Величество из особенного уважения к предстательству вашего величества изволил наградить коллежского советника Бушмана следующим чином».