Тысяча Имен - Джанго Векслер

– …обв-скар-иот!

Глаза Феор вспыхнули отраженным светом начертанного ею узора. Все звуки тотчас стихли, словно кто-то развернул по всей палатке мягкий ковер, и сияние на коже Бобби полыхнуло так ярко, что стало больно смотреть. Винтер ощутила во рту привкус крови – оказывается, она прикусила губу.

А потом стало ясно, что все кончилось. Слепящий свет погас, и напевный речитатив впервые за все время стих. Мгновение Винтер казалось, что в палатке еще царит темнота, но, когда глаза освоились, она поняла, что это всего лишь обычный, приглушенный брезентом палатки дневной свет. Бобби недвижно лежала на полу, и Феор так же недвижно сидела рядом с ней. На какое-то время в палатке все замерло.

Наконец Винтер не выдержала.

– Святые, мать вашу, угодники! – взорвалась она, и собственный крик показался ей чужим. – Яйца зверя, Карис Всемогущий, в зад долбанный! Святой… – на этом запас воздуха иссяк, и к тому времени, как Винтер перевела дух, она уже отчасти взяла себя в руки. – Феор! Что это было? Получилось у тебя или нет? Получилось?

Девушка не отвечала. Винтер на четвереньках подползла к ней:

– Феор!

Она осторожно тронула хандарайку за плечо. Феор повалилась набок, мягко и безжизненно, перекатилась через поврежденную руку и застыла на полу, распластавшись, точно брошенная ребенком кукла.

Винтер оттащила Феор к ее койке и уложила, стараясь не задеть сломанную руку. Глаза девушки были плотно закрыты, а дыхание настолько слабо, что Винтер пришлось нагнуться к самому ее лицу, дабы убедиться, что она все еще дышит.

Что касается Бобби, Винтер не могла определить, изменилось ли как-то ее состояние. Она попыталась заглянуть под повязку, но там собралось столько крови, что почти ничего нельзя было разглядеть, а на более подробное обследование девушка не решилась. По крайней мере, лицо капрала уже не было так искажено болью, и дыхание как будто стало ровнее. Винтер укрыла ее одеялом до подбородка и замерла, охваченная тревогой.

Ей вдруг показалось, что в палатке стало невыносимо душно. Бросив быстрый взгляд на спящих, она выскользнула наружу. И с изумлением обнаружила, что у входа в палатку навытяжку, точно часовой, стоит Фолсом. Он угрюмо откозырял и вопросительно взглянул на Винтер. Она вздохнула.

– Я не знаю, – сказала она чистую правду. – Графф говорит, что… что Бобби не выкарабкается. – У Винтер едва не вырвалось «она». – Я надеюсь, что у него хватит упрямства выжить. Мы сделали все, что могли.

Фолсом кивнул. И, откашлявшись, протянул Винтер сложенный листок бумаги. Девушка с любопытством взяла его, развернула – и лишь тогда вспомнила поручение, которое дала Фолсому, чтобы выставить его из палатки. На листке размашистым ровным почерком был начертан список имен, в основном Винтер незнакомых. Возле каждого имени стояла пометка: «убит», «пропал без вести» или «ранен». Последняя сопровождалась припиской – оправится от раны или нет. Винтер вновь сложила листок и заметила, что список продолжается с обратной стороны.

– Спасибо, капрал, – произнесла она. – Ты можешь идти. Отдыхай.

Фолсом опять кивнул и вперевалку пошел прочь. Винтер огляделась, ища, на что бы присесть, обнаружила пустой ящик из-под галет и подтащила его к входу в палатку. Она и сама предпочла бы поспать, но была чересчур взвинчена, обеспокоена и перевозбуждена, и завтра это могло аукнуться неприятными последствиями. Кроме того, день еще был в самом разгаре.

Сознание Винтер упорно возвращалось к тому, свидетелем чего она стала в палатке, но мысли только скользили по поверхности этого события, отскакивая, точно камушки от глади промерзшего насквозь озера. Закрывая глаза, она до сих пор видела эти голубовато-зеленые огненные линии, парившие в темноте, словно части непостижимо сложной схемы. Казалось почти противоестественным, что после такого зрелища можно просто выйти на солнечный свет и увидеть лагерь, как ни в чем не бывало раскинувшийся вокруг: стойки с оружием, ящики галет, услышать громкие голоса и отдаленное ржание коней. Винтер удивилась бы гораздо меньше, если бы, выйдя из палатки, оказалась в сказочном королевстве, среди драконов и говорящих животных.

Феор… Разум Винтер содрогнулся, трусливо отступая перед этим именем, но она одернула себя. Феор – настоящая колдунья, наатем, или как там еще это можно назвать. Не то чтобы девушка вовсе не верила в колдовство. В Писании часто порицались злодейства, творимые колдунами, и нечестивое якшанье с демонами. Черные священники – один из орденов Истинной церкви – некогда целиком посвятили себя тому, чтобы изничтожать с корнем любые проявления магии. Правда, было это сто с лишним лет тому назад. И тем не менее все знали, что магия где-то существует.

В том-то и соль, что где-то, а не здесь и сейчас. Колдуны и демоны обитают в каких-нибудь дальних странах. Или же в седой древности, где им самое место, вкупе со святыми и рыцарями в сияющих доспехах.

С другой стороны, возможно, для большинства людей Хандар и есть эта самая дальняя страна. Многие ворданаи ничуть не удивились бы, узнав, что в такой запредельной дали существует колдовство, так почему же она, оказавшись здесь, должна удивляться, что столкнулась с ним наяву?

В голову Винтер пришла еще одна мысль: по глубокому убеждению церкви, то, что произошло в палатке, есть не что иное, как дело рук демона, нечистого порождения чернейших бездн преисподней. Феор сама говорила, что ее замысел – ересь, хотя, вероятно, судила об этом с другой точки зрения. Винтер никогда не была особенно набожна, однако годы, проведенные под опекой миссис Уилмор, давали о себе знать, и при мысли о ереси ей становилось не по себе. Она с досадой отогнала это чувство.

«Если все получится… – Винтер едва смела думать об этом. – Если все получится, мне будет наплевать на то, что Феор – нечестивое порождение преисподней. Если только я смогу поговорить с Бобби…» Потребность в этом разговоре ныла в груди тугим мучительным комком. Все изменилось, думала Винтер. Капрал Бобби был для нее другом и товарищем по оружию. Девушка по имени Бобби станет чем-то большим – возможно, сообщницей, – и такая возможность выпустила на волю чувства, которые Винтер давно и прочно загнала в самый тайный уголок своего сердца. При одной только мысли о том, что кто-то, такой же как она, будет знать ее тайну, Винтер испытывала восторг и одновременно ужас.

– Обоз решено оставить.

От неожиданности Винтер едва не свалилась с ящика. Погруженная в свои мысли, она даже не заметила, что рядом кто-то есть. Подняв взгляд, она обнаружила, что на ящике рядом с ней примостилась молодая ворданайка в брюках и свободной шерстяной блузе. Волосы ее были стянуты на затылке тугим узлом, что придавало ей строгий вид, однако сейчас она, видя явное замешательство Винтер, улыбалась.

– Я застала вас врасплох. Извините.

– Я просто… – Винтер осеклась и лишь покачала головой, не вполне доверяя собственному голосу.

– Понимаю, – сказала женщина, и на краткий миг Винтер почудилось, что собеседница знает все: и о ее тайне, и о колдовстве, которое творилось в палатке, – словом, все. – Наверное, – продолжала она, – после боя каждый ведет себя по-другому. Кому-то хочется петь и плясать, пьянствовать или развлекаться со шлюхами, а кому- то просто посидеть. – Женщина тихонько вздохнула. – Даже внизу, у подножия холма, было очень страшно. Могу только представить, каково это было – подниматься наверх.