Летняя королева - Элизабет Чедвик (Англия)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я хочу поговорить с вами об аннулировании нашего брака, – сказал Людовик. Уголки его губ опустились.
Алиенора подняла брови.
– Я уже много раз предлагала вам это, но тщетно.
– На этот раз так и будет, я в этом уверен.
– Так ты сможешь жениться снова и родить сына? – Она одарила его язвительной улыбкой. – Возможно, тебе суждено иметь только дочерей, Людовик. Ты думал об этом?
На его щеке заиграл мускул.
– Это не так. Наш брак, что бы ни постановил папа, является кровосмесительным и грехом в глазах Бога. Мы не должны оставаться вместе.
– Ты знал, что это кровосмешение, в тот день, когда женился на мне.
Он покраснел.
– Я не знал, даже не догадывался.
– Но Сугерий знал – прекрасно знал, но тогда ничего не имело значения, кроме того, чтобы заполучить Аквитанию. Многие пары, связанные четвертой степенью родства, как мы, живут всю жизнь в браке, и у них рождаются сыновья. Кровосмешение – всего лишь удобный предлог. – Она развела руками. – Я с радостью соглашаюсь на аннулирование брака, Людовик, но, если бы ты ответил «да» на мою просьбу в Антиохии, сэкономил бы нам три года времени.
Он нахмурился.
– Антиохия была вызовом и оскорблением моей власти. Я был готов с тобой развестись, когда мы прибыли в Тускулу, но папа рассудил иначе. Я сделал все возможное, но, очевидно, он ошибся, и теперь мы должны расстаться.
Алиенора почувствовала прилив облегчения, но во рту остался горький привкус и ощущение бесполезности. Она не хотела выходить замуж за Людовика, но когда это случилось, верила, что они смогут создать семью и блеск влечения может перерасти в нечто более глубокое. Вместо этого чужие интриги исказили и извратили их отношения, пока от них ничего не осталось. Дойти до этого момента было равносильно поражению. Но в то же время это было и освобождение. Впереди предстояли долгие месяцы переговоров, но пусть решение будет принято, и пусть кровосмешение станет главным оправданием, даже если они оба знали, что это не истинная причина.
– Тогда, если ты считаешь, что сможешь убедить папу отменить его решение, действуй. – Она посмотрела на него тяжелым взглядом. – Конечно, ты больше не будешь иметь права голоса в Аквитании. И выведешь всех своих представителей и войска с моих земель.
– Об этом позаботятся, – отрывисто сказал Людовик. – Однако наши дочери все еще являются твоими наследницами, и я должен соблюдать их интересы. Они останутся со мной и будут воспитываться в моем доме.
Алиенора колебалась всего мгновение, а потом согласилась. Что она вообще знала о своих дочерях? Мария едва ходила, когда Алиенора уехала в заморские владения и не возвращалась во Францию три года. Алиса была младенцем. Дочери не знали ее, и она не знала их. Ее переполняло лишь чувство потери и сожаление о том, что могло бы быть.
– Значит, договорились, – сказал Людовик. – Я начну действовать.
С чопорным кивком он покинул гостевые покои. Алиенора смотрела на дверь, когда он закрывал ее за собой. Она оцепенела, хотя должна была чувствовать себя как орлица, вырвавшаяся на свободу. После столь долгого заточения и попыток улететь, едва не обломав крылья, она нуждалась во времени, чтобы подготовиться к полету и набраться смелости парить.
Теперь она могла бы выйти за Жоффруа, но все изменилось. Она могла бы вернуться в Пуатье и почувствовать теплый ветер в волосах, но стала другой. Когда невинность уходит, образ жизни меняется навсегда. Поскольку Аквитания больше не была единым целым с Францией, ей придется вырабатывать новые стратегии и политику, чтобы выжить.
Предстояло многое сделать, но сегодняшний день она посвятит раздумьям. А завтра все начнет сначала.
37
Замок Тайбур, март 1151 года
Жоффруа де Ранкон посмотрел на письмо в своей руке, а затем на архиепископа Бордо. Снаружи сильный мартовский ветер гнал пушистые белые облака мимо башенного окна большой башни Тайбура с видом на реку Шаранта. День был достаточно прохладным, чтобы разжечь в очаге хороший огонь, но в воздухе витало обещание весны.
– Наша герцогиня возвращается домой, – сказал Жоффруа и почувствовал, как где-то глубоко внутри его сверкнула молния. Сожаление, что ей вообще пришлось уехать.
– Да, – сказал архиепископ, – но не раньше осени, и даже тогда аннулирование брака войдет в силу только в следующем году.
– Она говорит, что Людовик нашел трех епископов, которые объявят аннулирование брака, – сказал Жоффруа. – Но согласится ли папа?
– Я думаю, он понимает, что больше ничего не может сделать, – ответил архиепископ, – и что теперь нужно идти на уступки. Непохоже, что одна из сторон оспаривает этот вопрос или что у нее есть предыдущий супруг.
Жоффруа опустил взгляд на лист пергамента и изящные слова писца, сообщавшего ему, что Людовик и Алиенора прибудут осенью, чтобы осмотреть свои земли и подвести итоги. Во время визита французские солдаты и чиновники должны были быть отозваны, и частью поручения Жоффруа было найти людей из Аквитании, чтобы занять эти должности. Алиенора прислала ему отдельную записку, написанную шифром, в которой сообщала, что ждет не дождется осени и что каждое утро она встречает с единственной надеждой – мыслями о возвращении к нему. Она написала – «в Аквитанию», но он знал, что это была лишь замена его имени. Он не хотел подводить ее, но боялся, что уже слишком поздно.
Архиепископ смотрел на него проницательным взглядом.
– Это будет трудное время, – сказал он. – Наша герцогиня – сильная женщина, но все же она будет одинокой и будет нуждаться в руководстве – многие попытаются этим воспользоваться.
Жоффруа твердо ответил на взгляд архиепископа.
– Этого не случится, если мы убережем ее. Я буду защищать ее права как герцогини, не жалея собственной жизни.
– В самом деле. Вы благородный человек и поступите правильно.
Жоффруа ничего не ответил, потому что не мог сказать, как много знает архиепископ и насколько он его союзник. Он подозревал, что они оба бросают реплики наугад. Когда Алиенора вернется в Аквитанию полноправной герцогиней, ей понадобятся придворные и духовные лица, чтобы давать ей советы, и было бы разумно заручиться их расположением до ее приезда.
Архиепископ вздохнул.
– Я очень надеялся на