Расцвет и закат Сицилийского королевства. Нормандцы в Сицилии. 1130-1194 - Джон Джулиус Норвич

Нечто подобное произошло сорок лет назад, когда весть о падении Эдессы и пламенные речи святого Бернара всколыхнули всю Европу и вызвали к жизни нелепое и безнадежное предприятие, каковым был Второй крестовый поход. Теперь ситуация повторилась. С точки зрения любого беспристрастного наблюдателя, европейского или левантинского, следившего за развитием событий в последние пятнадцать лет, взятие Иерусалима являлось неизбежным результатом всего происходящего. С одной стороны, Саладин, гениальный мусульманский вождь, поклявшийся возвратить Святой город своей религии, сосредоточивал в своих руках все большую силу, с другой – в трех оставшихся франкских городах – Иерусалиме, Триполи и Антиохии – при владычестве посредственностей шла непрекращающаяся борьба за власть. В Иерусалиме ситуация осложнялась тем, что одновременно с возвышением Саладина их собственный король Балдуин IV медленно умирал от проказы. Он взошел на трон в 1174 г., в возрасте тринадцати лет и уже больной, через одиннадцать лет он умер. Неудивительно, что он не оставил потомства. В момент, когда для спасения королевства требовалось мудрое и твердое правление, корона Иерусалима была возложена на голову племянника Балдуина, мальчика восьми лет.

Смерть этого короля-ребенка Балдуина V в следующем году могла бы оказаться благом, но представившаяся возможность найти настоящего предводителя не была использована, и трон перешел к отчиму Балдуина V Ги из Лузиньяна, слабому, ворчливому субъекту, не раз доказавшему свою полную бездарность и вполне заслужившему то презрение, которое он вызывал у большинства соотечественников. Иерусалим находился, таким образом, на грани гражданской войны, когда в мае 1187 г. Саладин объявил давно ожидавшийся джихад и перешел через Иордан на франкскую территорию. При том что христиан возглавлял жалкий Ги, их поражение было предрешено. 3 июля он повел огромную армию через Галилейские горы к Тиверии, где Саладин вел осаду крепости. После долгого дневного марша в самое знойное время года христианам пришлось разбить лагерь на безводном плато; на следующий день, измученные жаждой и полубезумные от жары, под маленькой двуглавой горой, известной как Рога Хэттина, они были окружены мусульманской армией и изрублены в куски.

Теперь сарацинам оставалось только захватывать христианские крепости поодиночке. Тиверия пала через день после битвы у Хэттина, за ней последовала Акра; Наблус, другие христианские форты вскоре сдались один за другим. Защитники Иерусалима героически сопротивлялись двенадцать дней, но 2 октября, когда мусульмане пробили стены, они поняли, что конец близок. Их предводитель Балиан из Ибелина – король Ги попал в плен во время сражения у Хэттина – лично пошел к Саладину обсудить условия сдачи.

Саладин, который знал Балиана и относился к нему с уважением, не был ни кровожаден, ни мстителен и после переговоров согласился, чтобы каждый христианин в Иерусалиме получил позволение выкупить себя, внеся соответствующую плату. Из двадцати тысяч бедняков, у которых не нашлось нужной суммы, семь тысяч были выкуплены христианскими властями. В тот же день завоеватель вошел в город, и впервые за восемьдесят восемь лет в годовщину дня, когда Мухаммед во сне перенесся из Иерусалима в рай, зеленые исламские знамена развевались у храма Господня – на том месте, где это произошло, – и правоверные могли с благоговением взирать на священный отпечаток Его стопы.

В городе, однако, сохранялся порядок: ни убийств, ни кровопролития, ни грабежей. Тринадцать тысяч бедняков, которые не были выкуплены, оставались в Иерусалиме, но брат и заместитель Саладина аль-Адиль попросил тысячу из них как вознаграждение за свою службу и немедленно отпустил на свободу. Еще семьсот пленников отдали патриарху и пятьсот – Балиану из Ибелина; затем Саладин освободил всех стариков, всех мужей, чьи жены были выкуплены, и, наконец, всех вдов и детей. В итоге лишь горстка христиан оказалась в рабстве. Не в первый раз Саладин проявлял великодушие, которым он прославился и на Востоке, и на Западе, но никогда прежде он не выказывал такую щедрость[153]. Его мягкость тем более замечательна, что он помнил ужасные события 1099 г., когда победоносные франки отметили свое вступление в город убийством всех мусульман в пределах городских стен и сожжением всех евреев в главной синагоге. Христиане, со своей стороны, тоже этого не забыли, и контраст, безусловно, поражал и задевал их. Саладин был их злейшим врагом, но явил им пример рыцарского поведения, повлиявший на весь ход Третьего крестового похода, пример, который стоял перед их глазами все последующие месяцы.

Новый папа Григорий VIII не терял времени даром и призвал христианский мир к Крестовому походу; из государей Европы Вильгельм Сицилийский откликнулся первым. Падение Иерусалима глубоко поразило и огорчило его, он облачился в мешковину и удалился от всех на четыре дня. Затем он отправил Маргарита в Палестину, а сам занялся составлением посланий к другим правителям, убеждая их бросить все силы и средства на подготовку нового Крестового похода, как и он сам собирался поступить.

Наивно предполагать, что Вильгельм при этом руководствовался чисто идеалистическими мотивами. Он был благочестив, но не настолько, чтобы не увидеть в происходящем новую возможность претворить в жизнь свою давнюю мечту об экспансии на Восток. Помимо всего прочего, подобные прецеденты имелись в его собственном роду. В Первом крестовом походе сын Гвискара Боэмунд приобрел княжество Антиохийское, его собственный дед Рожер укрепил собственную репутацию – и, кстати, сильно разбогател – после Второго, не двигаясь из Палермо. Мог ли Вильгельм не использовать Третий с такой же выгодой для себя? Пришло время занять подобающее место в политике Запада. В письмах к другим государям Вильгельм подчеркивал преимущества морского пути в Левант по сравнению с долгим сухопутным путешествием через Балканы и коварные перевалы Анатолии. Он также предлагал Генриху II Английскому, Филиппу Августу, королю Франции и императору Фридриху Барбароссе сделать остановку на Сицилии и обещал предоставить им дополнительные подкрепления и припасы, если они примут его приглашение.

Позиции Вильгельма в европейской дипломатии были очень сильны. Из монархов он один уже отправил войско на битву. Его адмирал Маргарит, имея под своим началом всего шестьдесят кораблей и примерно две сотни рыцарей, в течение 1188–1189 гг. являлся фактически единственной силой, организованно сопротивлявшейся сарацинам; он постоянно патрулировал берега, и благодаря его великолепно отлаженной разведке эти меры оказывались эффективнее, чем можно было ожидать при войске такого размера. Вновь и вновь корабли Саладина подходили к порту, находившемуся еще в руках христиан, обнаруживали, что Маргарит опередил их. В июле 1188 г. весть о прибытии адмирала из Триполи заставила Саладина снять осаду замка Крак де Шевалье и отказаться от намерений атаковать город. Нечто подобное произошло в Маркабе и Латакии, а затем в Тире. Неудивительно, что за эти два года решительный молодой адмирал, известный в народе как новый Нептун, стал легендой в христианском мире. Он прославился бы еще больше, проявил бы свои полководческие таланты в полной мере, если бы сицилийцы сумели собрать могучую армию, о которой мечтал их король. Но внезапно его надежды на славу крестоносца рухнули. 18 ноября 1189 г. Вильгельм II умер в Палермо в возрасте тридцати шести лет.