Балканский венец - Вук Задунайский

Говорят, что следующим утром въехали передовые турецкие всадники в разоренные Радачевичи, и открывшаяся картина тоже не очень порадовала их. На выезде же из деревни, на той дороге, что вела к Чертову городу, возвышалось три кола, и на них насажено было по янычару. Устремились турки по этой дороге и увидали далее еще три таких же кола. Очень быстро добрались они до того места, где дорога, петляя, взбирается на склон горы, и там открылась их взору та же картина. Тогда разозлились турки, спешились и полезли на гору. Более живыми их никто не видал.

Но то были только лазутчики. Вскоре подъехали и другие всадники, много всадников. Они спешились и тоже полезли на гору. Встретили их оттуда залпы из ручниц, тела остались лежать на склоне. Остальные же отползли подальше, ибо не знали, сколько врагов ждет их на вершине. Думали они, что это хайдуки, но точно про это знать не могли, ибо все янычары из деревни убиты были янычарским оружием и такими ударами, которые наносят сами янычары. Да и слух о бунте в семнадцатой орте уже, видать, достиг ушей их. Наконец решили они выслать отряд наверх, только шел он по лощине да хоронился в кустах. Но выше по склону они были встречены тем, кого сложно назвать человеком. Зазвенела сталь. Делал он один шаг к вершине – и за каждый такой шаг один из его врагов падал мертвым, зарубленный, до вершины же оставалось еще много шагов. Та же судьба постигла и второй отряд. Они никогда не были хорошими воинами. Солнце раскалило камни, густо политые кровью. Никто из тех, кто ушел наверх, не вернулся.

Тогда решили всадники действовать по-иному. Собрались они обогнуть гору по дороге и зайти к «шайтану» – так они его прозвали – в тыл. Однако и в сем не преуспели они, ибо по наказу старейшины завалили мужики дорогу за гору, и не было там проезда, кучу же из больших камней и стволов вековых буков разбирать было до вечера. Сунулись было всадники по окрестным деревням, только те были пусты. Тогда снова спешились они и решили обойти гору пешим ходом. Дошли до другого склона, но тут земля провалилась у них под ногами, клубы ядовитого дыма вырвались из недр и поглотили пришельцев. Не было им хода на вершину – кроме того, на котором ждал их он.

Тут уж и турки смекнули, что перед ними дело не для простых воинов и что тут надо призвать тех, кто только и мог справиться с собственным порождением. Двадцать четвертая орта стояла далее на дороге. Но узкая дорога на подходах к деревне запружена была подводами с большими пушками и бочками с порохом. Когда же сердары собрались развести затор, с окрестного склона вдруг неожиданно раздались выстрелы, которыми убито было несколько лошадей. Выстрелы прекратились так же внезапно, как и начались, нападавшие быстро исчезли со склона, но цели своей достигли – лошади понесли, и несколько повозок упало с обрыва прямо в озеро, иные же животные в страхе начали напирать на других, давя всех на пути своем, повозки сцепились и опрокинулись, порох в одной из них от удара о камни взорвался. Ржание и крики, усиленные эхом, слышны были далеко в ущелье. Стала дорога непроходима до вечера.

Но сердары призвали-таки янычар. Лезли те вдоль запруженной дороги по обрыву отвесному, новым воинам не привыкать, ибо взбирались они и на стены неприступных маджарских крепостей без лестниц. Когда тени стали длиннее, добрались они до склона Чертова города и сразу полезли наверх, как жуки. И несладко пришлось тому, кто ждал их наверху. Они уже знали, с кем имеют дело, и был засевший на горе кафир[234]нужен живым: султану – чтобы покарать его так жестоко, как только мог он измыслить, дабы другим неповадно было, и бекташам – чтобы понять, где допустили они ошибку, ведь прежде еще не случалось такого, чтобы оживленные ими из мертвых воины вспоминали вдруг, кто они есть, и поворачивали оружие против своих. Посему и лезли вверх янычары, равные Урхан-аге по мастерству, выносливости и силе мышц своих.

Но то был его день високосный. Не чуял он ни боли, ни усталости, и силы его увеличились неимоверно. Отступал он к вершине и за каждые три шага убивал одного из своих братьев, а путь наверх еще был долог. Иные из шедших на него были не просто зарублены, но и порваны им на части – так возросла сила его, что дана была ему не от Бога. Но от Бога было то, что обернулась она против создателей своих. Тогда пригнали сердары на гору воинов с ручницами и дали залп по рубящемуся с янычарами кафиру, в которого, по общему мнению, вселились злобные джинны. Однако от выстрелов попадали замертво только те, кто рубился с ним, их не жалели глупые пули, взбесившемуся же кафиру они не нанесли вреда. У тех же, кто подходил близко, дабы бить наверняка, не хватало времени на перезарядку, и были они порваны оборотнем, не спасли их хитроумные трубки для стрельбы, неверными придуманные.

И помогали обуреваемому джиннами отступнику вилы Чертова города – трижды проваливалась земля под нападавшими, и падали они в раскаленный дым, сродни адскому. Вышел из леса даже медведь размера огромного да бросился на них, самого же Урхан-агу он не тронул. Еле завалили зверя бешеного. Сама земля, казалось, противилась тому, чтобы ступали по ней душегубы. Испившие же в горячке боя воды из источников падали замертво, ибо не знали они, что нельзя ее пить, и некому было сказать им об этом. Раз за разом накатывались на Чертов город янычары, и раз за разом отползали оттуда те, кто остался жив, и вид их был жалок. Не видели всего лазутчики, засевшие на склонах окрестных, но слышали они сабельный звон и примечали мелькавшие то и дело среди камней и кустов фигуры, и был там тот, кто перешел с темной стороны на светлую, весь в крови, своей и чужой, но живой на вид и непобежденный, и руки его работали не хуже, чем обычно, истребляя ненавистную ему плоть, а сабля если и тупилась, то брал он новую у поверженных им. А чтобы подкрепить силы, пил он кровь врагов своих и от того становился совсем безумным. И подвывал то и дело, подобно волку из лесу. Кричали ему снизу, чтоб сдался он, сохранив себе жизнь, ибо напрасным было противостояние, но он лишь хохотал в ответ, и зловещий смех его эхом отражался от скал, ибо и впрямь было ему смешно и непонятно, как можно предлагать сохранить жизнь тому, кто давно уже мертв.

Лишь к вечеру, когда солнце склонилось к закату, окрасив Зубы шайтана кровавым светом, стих звон на горе. Бой был кончен, выносили турки оттуда тела убитых, ибо не в их обычаях было оставлять их без погребения. Утверждали лазутчики, что убили-таки янычары оборотня, ибо живым он с горы не сходил. Кто-то видал даже, как тащили голову его, дабы поднести ее султану в знак того, что кафир понес достойную его проступка кару. Но иные говорили, что тело его вовсе не нашли, а голову для султана отняли у другого воина, предварительно изуродовав ее. Также говорили, что только благодаря магии бекташей удалось одолеть взбесившегося штригоя. Научили-де они других янычар слизать кровь с того клинка, коим был он ранен. От этой крови скоро и сами они стали такими же бешеными, как он, и смогли одолеть его, но поелику жажда крови уже сделала их буйными, не могли они взять его живым, а только растерзали на месте, после чего и сами были убиты по приказу бекташей ударом в спину. А еще пошла легенда, что как только упал оборотень замертво почти у самой вершины, явилась там старуха, вся в черном, накрыла своим платом истерзанное тело его и забрала с собой, и такова была ее сила – не от мира сего! – что даже янычары не посмели перечить ей. Всякое говорят, и каждый верит тому, что ему больше по нраву. Но в одном все лазутчики сходились – виновник событий сих в миг своей смерти испытал большое облегчение.