Балканский венец - Вук Задунайский

* * *

Когда ушли турки из Чертова города, но пыль от воинства их клубилась еще на дороге, пали на скалы длинные тени. И хотя турки не ушли еще далеко, отважились лазутчики из соседних деревень подняться на гору. Ничего они там сперва не нашли, обычные следы схватки – побуревшая кровь на камнях, обрывки одежды да веревок. Тел турки на горе не оставили. И когда собрались лазутчики уходить, услышали вдруг, как собаки их подтявкивают откуда-то с самой вершины. Поспешили они туда и увидали то, чего могли ожидать и чего боялись.

Лежала Смиляна на плоском камне, нависшем над обрывом. Не удержали ее родные, не связали, решили – одумается девка, простого слова будет ей достаточно. И как стали сниматься с места да осталась она без присмотра – только ее и видали, убежала в горы. Приворожил ее этот оборотень, и без него не было ей жизни. Потому и пришла она на вершину горы и провела конец краткой жизни своей с тем, кого сама выбрала, хотя это было и против законов Божьих.

Безмолвно обступили ее лазутчики. Лежала она на горячем камне, на спине, как будто только уснула, а лицо ее светилось счастьем, так что казалось – вот-вот откроет она глаза и улыбнется из-под пушистых ресниц. Тлен не затронул ту, которую назвали в честь цветка бессмертника. И тело ее не было ни осквернено, ни истерзано. Видно было, что не прикасались к ней руки нехристей. Одежда цела была – рубашка беленого полотна, юбка алая… Только ножки были босыми, но подле на камне стояли ее опанки. Легли вокруг головы распущенные черные волосы прядями, а на челе красовался золотистый венок из смилье, неувядающих цветов, и те же цветы вложены были ей в руки, что держала она на груди. И была она вся будто невеста, ждущая жениха своего, который придет и разбудит ее, а не как несчастная истерзанная беглянка. Невеста оборотня…

С левой же стороны груди заметна была капля крови, пролившаяся на рубашку, – одним ударом кинжала убил ее нелюдь, сразу в сердце, пока спала она, да так, что она, видать, того и не приметила. Забрал-таки с собой. Не захотел оставить. То ли жадность обуяла, то ли жалость – не желал он ей судьбы Беляны. Разберешь его, этого оборотня, что там в голове у него. А теперь уже и разбирать без надобности. Тело обернули в ковер и забрали с собой, дабы отдать родным для погребения. Все равно не было бы ей жизни среди своих. Кто ж такую, поколичем порченную, замуж возьмет? Одна ей дорога была – в монастырь, грехи замаливать. А оборотень, не погребенный по обычаю христианскому, все равно не оставил бы ее в покое, начал бы являться и голову морочить. Так что на все была Божья воля.

И не судьба была кому-то прознать, отчего же на самом деле непобедимое прежде войско османское потерпело поражение под стенами Београда: ни Яношу Хуньяди из славного рода Корвинов, королю венгерскому, ни деспоту сербскому, внуку святого царя Лазаря Георгию Бранковичу, ни тем более султану Мехмету, прозванному Завоевателем, брату его двоюродному и зятю. Заняты были они судьбами народов, люди же мало занимали их, таков удел властителей земных. И никто даже подумать не мог, что причиной столь поразивших всех событий была простая деревенская девчонка по имени Смиляна, которая волей судьбы перебежала дорогу семнадцатой орте, вел которую Урхан-ага, славный воин, взятый некогда из этих мест мальчиком и умерщвленный бекташами, а потом превращенный их ворожбой в живого мертвеца, беспрекословного исполнителя воли султанской. Выбились тогда косы из-под косынки, раскинулись по плечам, и судьба битвы была предрешена.

Бывает так, что мелкие камни вызывают большой обвал в горах, а незначительные события предопределяют ход судьбоносных. Бывают такие стены, которые люди рушат веками – и не могут разрушить, а потом приходит младенец, тычет кулачком в стену – и падает она. В такие неспокойные времена за день рушатся вековые царства и на месте их воздвигаются новые. Тогда ход событий может решить любой, достаточно оказаться ему в нужном месте и в нужное время. В такие мгновения случайный взгляд и меткое слово могут стать оружием пострашнее ятагана. Пусть благословенны будут те, кто жил в эти времена и пережил их, помогая пережить другим. А такоже те, кто осмелился еще и любить во времена эти, зная, что кратка будет любовь, не длиннее жизни. Ибо жизнь должна продолжаться во что бы то ни стало.

* * *

Мальчики по обыкновению жались у стены. От воя дервишей у Большого Али, как всегда, заложило уши. Воняло гашишем. Перед ним стояли братья. Младший зажмурил глаза, весь трясся и едва не пятился назад. Он был напуган. Обычное дело. Таково большинство из них. А вот старший стоял крепко и держал брата за руку – только благодаря этому тот не падал. В глазах старшего не видно было страха, и это было хорошо. Значит, этот день для Али не пройдет даром. А может, и месяц. Он подошел к мальчику, приподнял его голову за подбородок и для верности еще раз заглянул в глаза. Зло сверкнули они на Али, подобно коварным зюмрюдам. Нет, не ошибся он – страха там не было. Но было что-то иное. Ненависть? Это хорошо. Щенки должны быть злыми. Только из злых щенков вырастают волки.

Затея сия Али сперва не понравилась, но просьба самого султана… Выполнять ее надлежало с большим рвением, нежели приказ. Владыке Богохранимой империи зачем-то понадобилось умертвить, а потом оживить, заставив выполнять свою волю, этих двух мальчиков. Но не для того чтобы сделать их воинами, а для каких-то иных целей, о которых Али не знал, да и не должен был знать. Говорили, будто это сыновья какого-то валашского князька, вассала султана, платившего ему харадж. Но вот беда – как только султан оборачивался к нему спиной, норовил тот изменить ему, подстрекаемый маджарами. И дабы оградить не совсем еще заблудшую душу от греха предательства, забрал султан сыновей его в заложники, дабы не метался неверный, а лучше думал о том, кто истинный его союзник, а кто – лишь выгоду решил извлечь из смуты.

Привык Али сам выбирать тех, кого умерщвлял он, потому сперва затея сия пришлась ему не по сердцу. Но увидев мальчиков, понял он, что напрасно злился. Младший из братьев был хотя и слаб, но красив лицом и телом, он вполне мог сойти на что-то путное. А вот старший… Настоящий волчонок. Али нравились такие, хотя бекташи относились к ним с недоверием. Считали они, что слишком злые дети плохо подчиняются потом, что ими сложно управлять. Много они понимают, эти иссушенные гашишем и своими безумными бдениями старцы!

Нынче Али был доволен. Начиналась его работа. Подручные уже докрасна накалили гвозди на углях жаровни. Не был он ни джинном, ни факиром. Но он умел то, чего не умели другие. За это его прозвали Большой Али, а вовсе не за громадный рост и толстый живот. Сегодня из-под молотка его выйдет совершенное творение, наподобие тех великолепных статуй, что выходят из-под резцов мастеров из числа неверных, только те высекают их в мраморе или плавят из бронзы – Али же мог позволить себе живую плоть и кровь.

Вечером, когда Али отдавал подручным инструмент свой, дабы почистили его на завтра, и снимал окровавленный фартук, он мог быть доволен собой. Нынче хорошо потрудился он во славу Великого Султана. Творения его оставят след в памяти людской.

Тогда проклял бог Амирани и… обрушил на него покрытые снегом и льдами Гергети и гору Казбек, чтобы Амирани больше не видел неба и земли, лишился света и радости. С тех пор Амирани прикован там… Вот-вот, кажется, цепь готова прорваться; радостно вздрагивает сердце Амирани, появляется надежда на освобождение, но в это время, в великий четверг, проклятый кузнец ударяет молотом по наковальне, и готовая прорваться цепь снова толстеет, становится страшной, отделяет Амирани от жизни и смерти, превращается в границу света и тьмы.