Secretum - Рита Мональди

Еще не до конца проснувшийся и не совсем протрезвевший, даже слегка покачивающийся, Бюва сдвинул слишком большой парик набок и несколько раз кашлянул. Затем он начал писать, при этом громко читая монотонным, невыразительным голосом все те слова, которые выводил на бумаге:

– Die et coetera et coetera anno et coetera et coetera. Roma. Examinatus fuit in carceribus Pontis Sixtis… Что такое?

Сфасчиамонти поспешно прервал процедуру составления протокола, наклонился к Бюва, прошептав ему на ухо какой-то совет.

– Да, конечно, да-да, – согласился тот.

И только позже мы узнали, что по настоянию сбира Бюва пропустил дату протокола, чтобы тот смог зарегистрировать отчет, когда сам того захочет.

– Итак, начнем еще раз с самого начала, – заявил Бюва и снова его лицо приняло безучастное выражение. – Examinatus in carceribus Pontis Sixtis, coram et per те Notarium infrascriptum Твое имя, молодой человек.

– Помпео из Треви.

– Где именно находится Треви? – как ни в чем не бывало спросил Бюва, выдавая тем самым свое плохое знание Папской области, что, конечно, могло вызвать некоторые подозрения у задержанного, если бы тот не оцепенел от страха.

– Вблизи от Сполето, – ответил он тоненьким голоском.

– Мы напишем так: Pompeius de Trivio, Spoletanae diocesis, aetatis annorum… Сколько тебе лет?

– Думаю, шестнадцать.

– Sexdecim incirca, – записал Бюва, – et cui delato iuramento de veritate dicenda et interrogates de nomine, patria, exercitio at causa suae carcerationis, respondit.

Сфасчиамонти наградил юношу сильным толчком и перевел слова нотариуса:

– Поклянись, что ты говоришь правду, а затем повтори свое имя, возраст и город, где родился.

– Я клянусь, что говорю правду. Но разве я уже не назвал своего имени?

– Повтори еще раз. Это нужно для протокола. Таков закон, и мы должны следовать ему, – произнес сбир важным тоном, дабы придать происходящему еще большую убедительность.

Юноша немного удивленно осмотрелся вокруг.

– Меня зовут Помпео, я родился в Треви, возле Сполето, мне приблизительно шестнадцать лет, не занимаюсь никаким ремеслом и…

– Этого достаточно, – прервал его Сфасчиамонти и снова наклонился к Бюва, чтобы прошептать что-то на ухо.

– Ага, хорошо, хорошо, – ответил тот.

В протоколе в этом месте должна была указываться причина задержания, которой, однако, не существовало. Поэтому по совету сбира Бюва внес ложную причину, а именно: черретана арестовали за то, что он просил милостыню в церкви во время богослужения.

– Продолжим, – вновь начал псевдонотариус, поправляя очки на своем орлином носу. – Interrogatus an sciât et cognoscat alios paupers mendicants in Urbe, et an omnes sint sub una tantum secta an vero sub diversis sectis, et recenseat omnes precise, respondit.

– Так, я пошел за плеткой, – заявил Сфасчиамонти.

– За плеткой? Но почему? – спросил черретан с легкой дрожью в голосе.

– Ты не отвечаешь на вопрос.

– Я не понял его, – проговорил Рыжий, который явно не понимал ни слова по-латыни.

– Он спросил тебя, знаешь ли ты в Риме другие секты, кроме той, к которой принадлежишь сам, – включился Атто. – Он хочет знать, находитесь ли вы все в подчинении у одного человека, и в заключение ожидает от тебя точный список этих сект.

– Но ты не желаешь отвечать, – добавил сбир, доставая большую связку ключей, вероятно открывавших какое-то помещение, где находились орудия пыток для упорствующих преступников, – значит, твоей спине нужна соответствующая нагрузка.

К нашему удивлению, парень бросился на колени, отчего даже Сфасчиамонти зашатался, ведь он держал связанного черретана за веревку.

– Послушайте меня, синьор, – произнес тот умоляющим тоном, поворачиваясь то к Бюва, то к сбиру. – У нас, бедных нищих, есть разные братства, самые разные, они занимаются различными делами и имеют свои обычаи. Я назову вам все, какие вспомню.

Затем последовала минута тишины. Парень плакал. Мы с аббатом были очень удивлены: это был первый черретан, попавший в лапы к сбирам, и он не только не хочет подвергаться допросу судебного нотариуса, но и пытается всячески избежать испытания плеткой, мало того – он даже пообещал рассказать сразу все. Сфасчиамонти заставил его подняться, при этом бросив на него удивленный и одновременно разочарованный взгляд, так что его талант сбира-палача, частенько занимавшегося рукоприкладством, для нас по-прежнему остался загадкой.

– Дадим-ка мы ему стул, – сказал он и в приступе вынужденного великодушия положил свою широкую ладонь на плечо сотрясающегося от страха и рыданий юноши и пододвинул ему табурет.

Исповедь началась.

– Первым хочу назвать братство «пахарей». Это те, кто ходят в церквях среди людей с мисками для подаяний и просят милостыню, а сами тем временем разрезают сумки и кошельки и крадут все, что там есть.

Тут я вспомнил случай с приверженцем учения святого Павла и женщиной, у которой срезали кожаный кошелек с деньгами. Был ли это один из пахарей?

Рыжий замолк и по очереди посмотрел на каждого из нас, словно хотел отметить на наших лицах эффект, произведенный его словами, а они были для него, наверное, равносильны богохульству.

– Вторым идет братство шпанфельдеров, – продолжил он. – Это те, кто притворяются больными и делают вид, будто они уже при смерти: сидят, скорчившись на земле, кричат и просят милостыню, но на самом деле они абсолютно здоровы. Третьим идет братство каммесиров. Они тоже здоровы, но слоняются, потому что не хотят работать, побираются.

– Ну, слоняющиеся – это я понял, но что значит «побираться»? – спросил я.

– Они просят милостыню, – объяснил Рыжий и попросил стакан воды.

– А дальше? – спросил Сфасчиамонти.

Нищие и бездельники… Не из них ли состоит толпа на улицах Рима, когда я совершаю утренние прогулки? Возможно, сам того не зная, я встречал на своем пути уже очень много черретанов.

– Четвертые – это шванфельдеры, – продолжал наш задержанный. – Те, кто сидят на земле как камни, или люди с якобы нервным тиком или тифом, они просят милостыню. Пятые – вопперы: эти делают вид, будто совсем глупы или сумасшедшие, всегда отвечают невпопад и тоже просят милостыню. Шестые – пликшлахеры. Они раздеваются догола или почти догола, показывают голую плоть и клянчат милостыню. Седьмым идет братство дебиссов…

– Стой, минутку, – запротестовал Бюва.

Наш псевдонотариус, в распоряжении которого было слишком большое перо, неудобное для быстрого записывания, едва мог поспевать за потоком слов задержанного.

Первоначально он намеревался состряпать ложный протокол. Но теперь должен был составить настоящий и полноценный документ. Действительно, Сфасчиамонти все время подавал ему знаки, чтобы тот не упускал ни слова. Я понял почему: у сбира наконец будет доказательство существования черретанов, которое он рано или поздно сможет предъявить своим коллегам и даже губернатору.