Клитемнестра - Костанца Казати

– Аэропы? – недоверчиво переспрашивает Клитемнестра. Она практически ничего о ней не знает, за исключением того, что ее измена с Фиестом положила начало бесконечной череде жестокостей и мести между братьями.

– Во дворце говорили, что если Аэропа шепнула что-то мужу на ухо, жди десяти смертей.

– Это правда?

– Я так и не узнал. Я старался держаться от нее подальше, никогда не заговаривал с ней первым. Как-то раз она сказала мне, что с мальчишек с такими холодными глазами, как у меня, нужно сдирать кожу живьем.

– Быть может, Атрей и Фиест любили ее именно за жестокость.

– Думаю, так и было. Какой бы яд ни бежал по их венам, в ней он тоже был.

Некоторое время они молчат. Невысказанные слова кружат рядом, точно птицы, которых невозможно поймать. Ей в голову забираются вопросы, щекоча ее изнутри, как капающая вода. Со сколькими женщинами ты был? Со сколькими служанками? Знавал ли ты наслаждение или же только боль?

Она оборачивается к нему и видит, что он не шевелясь смотрит на нее во все глаза. В его неподвижности есть что-то звериное. Ей хочется протянуть руку и прикоснуться к шраму на его щеке. Желание так велико, что она почти что чувствует его шрам кончиками пальцев. Похоже на увядший лист.

– Моя госпожа, – говорит он. И ничего больше. Утренний свет озаряет его оливковую кожу и отражается в глазах, отчего они начинают переливаться, точно снег на солнце.

Ей не хватает воздуха, и она не может вынести этого чувства. Она забирает свой кинжал и уходит.

29. Любовники

Больше никакого страха, решает она. Никаких неожиданностей. Ее очередь следить.

Она начинает тайком следовать за ним по утрам, перед тем как принимать старейшин и просителей, и на закате, когда он упражняется. Она осторожна. Она знает, что он легко может ее поймать. Он терпелив, как сторожевой пес.

Она следует за ним по узким улочкам акрополя и по тропинкам, бегущим через холмы в сторону гор. На тренировочную площадку и в купальни. Она всегда держится достаточно близко, чтобы видеть, чем он занят, но достаточно далеко, чтобы незаметно исчезнуть из виду, если он обернется. А оборачивается он часто: он передвигается так, словно на него охотятся, то и дело бросает взгляд через плечо.

Закончив упражнения, он углубляется в лабиринт узких улочек у дальних ворот. В это время дня там бурлит жизнь: мужчины передают из рук в руки бочонки с зерном и вином, повсюду, уткнув носы в землю, снуют собаки, старухи толкутся у каждой двери, точно стражи. Эгисф двигается, как тень: его силуэт резко выделяется на фоне светлых стен, и Клитемнестра идет за ним по пятам, натянув на голову хламиду. Они проходят мимо корзин с луком и яблоками, мимо мясников, отмывающих с рук кровь убитых животных, мимо женщин в дешевых побрякушках и с густо подведенными глазами.

Миновав множество боковых улочек, Эгисф всегда заходит в таверну, куда приходят поесть художники и торговцы. Он садится в самом темном углу рядом с винными бочками и пьет в одиночестве. Никто не обращает на него внимания. Все столы занимают торгаши, распевающие скабрезные песни, и мужи с перепачканными жиром бородами, поедающие хлеб с мясом. Расставленные повсюду лампы светят не ярче угольков в угасающем костре.

Клитемнестра наблюдает за всем этим снаружи, сквозь щель в деревянной стене ей видна бóльшая часть помещения. Проходящие мимо – в основном пьяницы и рабыни – ее даже не замечают. Она не задерживается там надолго и всегда возвращается на центральные улицы, когда близится время ужина.

В один из таких вечеров Эгисфа замечает торговец. Он громко похваляется тем, сколько дорогого янтаря продал, что его карманы теперь лопаются от золота, а затем его взгляд падает в темный угол, где сидит Эгисф. Он сверлит его взглядом, как ястреб, приметивший добычу.

– Это ты тот проклятый муж? – спрашивает он, неуклюже обходя столы. Он очевидно пьян. – Предатель Эгисф? – Он говорит громко, другие мужи умолкают и навостряют уши.

Клитемнестре хорошо видно лицо Эгисфа, на нем написана ярость. Торговец жирный, всю его грудь и руки густо покрывают волосы. Эгисф мог бы сбить его с ног одним ударом, но он не отвечает.

– Это ведь ты, не так ли? – напирает торговец и, гримасничая, останавливается рядом с Эгисфом. Толстяк обливается пóтом, щеки у него раскраснелись. Теперь уже все молчат, выжидают, подавшись вперед, чтобы было лучше видно.

– Так и есть, – спокойно подтверждает Эгисф. Его челюсти напряжены, кулаки стиснуты. Клитемнестра думает, что в следующую секунду он разрубит торговца пополам.

– Ты ведь приметный муж, – говорит толстяк, – и всё же ты приходишь в наш город в отсутствие царя и гостем живешь во дворце после того, как столько лет прятался. Стало быть, ты либо трус, либо надеешься поиметь царицу!

Таверна взрывается хохотом. Торговец плюет в сторону Эгисфа.

В конце концов смех стихает. Толстяк выжидающе смотрит, ядовито улыбаясь, точно гадюка. Эгисф медленно встает и вытирает плевок с руки. На лице его пылает гнев, но с ним соседствуют печаль и горечь. Клитемнестра почти что видит того мальчика, которым он когда-то был; мальчика, которого все избегают, дразнят или отталкивают.

И всё же он не ударяет торговца. Он уходит из таверны, пока все шепчутся у него за спиной, точно голодные крысы. Клитемнестра наблюдает за тем, как спешно он пробирается по улице, пока его силуэт не начинает теряться в гаснущем свете дня, а потом и вовсе исчезает.

Когда солнце начинает садиться, падая с неба, как пылающий стог сена, Клитемнестра спешит в сад, погоревать о своей милой Ифигении.

Она вспоминает ее щеки и изгиб шеи, ее мелодичный голос и разумные вопросы. Вспоминает, как она хмурила брови, играя на лире, как щурилась, когда пыталась научиться чему-то новому. Но, как всегда, эти мирные воспоминания оказываются запятнаны другими. Ее криками о помощи. Тем, как ее кровь обагрила жертвенник. Тем, как сурово и безразлично наблюдал за этим Агамемнон.

Каждый вечер она берет эти воспоминания как ниточки – и вплетает их в свои планы отмщения.

На десятый день ее слежки за Эгисфом случается неожиданное.

Клитемнестра сидит в дальней комнате таверны в компании Леона. Увидев, как она тайком выходит из дальних ворот, он настоял, что пойдет с ней. Она разрешила ему, зная, что он в любом случае последует за ней.

Эгисф, как всегда в одиночестве, пьет вино в общем