Жилище в пустыне (сборник) - Томас Майн Рид

Близ самой воды росло дерево, ветви которого начинались только на очень большой высоте; на противоположном берегу стояло точно такое же дерево, причем расстояние между нижними ветвями обоих деревьев было не меньше шести-семи метров. Эти деревья, казалось, были предметом исключительного внимания арагуатов, так как было ясно, что оратор обсуждал вместе со всем собранием вопрос о расстоянии, разделявшем обе вершины.

– Конечно, им и в голову не придет перепрыгнуть с одного дерева на другое, – сказал Леон Гуапо. – Ведь для такого полета нужны крылья.

Не успел индеец ответить, как среди обезьян началось движение, свидетельствовавшее об их намерении привести в исполнение принятое решение. По сигналу, поданному вожаком, несколько обезьян, наиболее сильные из стаи, прыгнули на дерево, вскарабкались на одну из ветвей, простиравшихся горизонтально над водой, и начали одна за другой спускаться, цепляясь хвостами друг за друга, как это делали маримонды, когда хотели взобраться на пупуну.

Образовав таким образом живую цепь, обезьяны все одновременно начали отталкиваться от дерева ногами, благодаря чему цепь стала раскачиваться, сначала немного, затем все сильней и сильней, пока наконец арагуату, висевшему последним, не удалось схватиться рукой за одну из ветвей дерева, росшего на противоположном берегу. Он изо всех сил уцепился за нее, и мост был готов.

В эту минуту у обезьян, хранивших все время глубокое молчание, вырвался громкий крик торжества, и все они начали переправляться на другой берег. Первыми отважились два старых самца, вероятно, с тем, чтобы испытать прочность моста; за ними последовали самки со своими драгоценными ношами, а после них и все остальные.

Первыми отважились два старых самца, вероятно, с тем, чтобы испытать прочность моста

Это зрелище очень забавляло наших путешественников; они не могли удержаться от смеха при виде гримас тех обезьян, по спинам которых переправлялись другие; животные, с трудом выносившие на себе тяжесть груза, кусали за ноги и хвосты товарищей, каждый раз взвизгивавших от боли.

Вожак оставался в арьергарде. Как храбрый начальник, который должен заботиться о спасении подчиненных прежде, чем о своем собственном, он покинул свой пост только тогда, когда последний арагуат оказался на другой стороне. Его походка была степеннее, чем у других обезьян, и свидетельствовала об его высоком ранге; никто не хватал его за ноги и вообще не позволил себе никакой злобной выходки.

Переправа была закончена; оставалось только развести мост, и обезьянам, составлявшим его, присоединиться к тем, что находились уже на другом берегу. Дело было очень простым: стоило только первому арагуату выпустить ветку, за которую он держался, и вся цепь оказалась бы по ту сторону бухты.

Однако Гуапо, который все время думал об испытываемом семьей остром недостатке съестных припасов, не мог больше сдерживать свое нетерпение. Он поднес сарбакан ко рту, и стрела тотчас вонзилась в шею арагуата, сдерживавшего мост на противоположном берегу. Не прошло и нескольких секунд, как бедная обезьяна, несмотря на все свои усилия, опустила руки, уже совершенно ослабевшие от действия кураре. Арагуат, бывший на другом конце цепи, считая, что наступила минута разомкнуть ее, в свою очередь выпустил ветку из рук, вследствие чего весь мост целиком рухнул в воду при громких криках арагуатов, поджидавших своих товарищей.

Гуапо стремглав кинулся к челноку и одним ударом весла очутился среди барахтавшихся в воде обезьян, которые бились изо всех сил, стремясь выбраться на сушу. Действительно, тем из них, которые были ближе к берегу, это удалось, и они быстро убежали от грозившей им опасности; трое сделались добычей охотника, а остальные утонули.

В результате этого приключения семья получила возможность хорошо поужинать, но жалобный вой арагуатов, оплакивавших своих товарищей, раздавался в лесу до самого утра, и ни один из путешественников не мог сомкнуть глаз во всю ночь.

Обезьяны, кассава да несколько сушеных бананов— вот и все, чем питались наши герои в течение двух следующих дней. На третий день Гуапо поймал большую черепаху, которая внесла некоторое разнообразие в их стол.

Плот уже направляли к берегу и собирались стать на причал, как вдруг Леон заметил какой-то темный предмет, на который он, вероятно, не обратил бы внимания, если бы не круги, появившиеся на поверхности воды.

– Змея? Нет, не думаю, хотя это и похоже на нее! – воскликнул он.

– Это черепаха, по крайней мере, мне так кажется, – ответила донья Исидора, вздрогнув от ужаса при слове «змея».

Гуапо поднял голову и взглянул в том направлении, куда указывали Леон и Леона.

– Да, конечно, – сказал он, – это черепаха, и одна из самых крупных. Не шевелитесь, быть может, нам удастся поймать ее.

Черепаха находилась шагах в тридцати от плота, и попасть из сарбакана в ее голову, которая одна только торчала из воды, представлялось делом чрезвычайно трудным; о том же, чтобы пробить стрелою ее броню, нечего было и думать.

Но у Гуапо было другое оружие, которое он изготовил себе в часы досуга, а именно лук. Достав его, он наложил стрелу на тетиву. Все семейство внимательно следило за каждым его движением, не понимая, почему легче нанести смертельный удар стрелою, выпущенной из лука, чем из сарбакана.

Но каково же было их удивление, когда, вместо того чтобы нацелиться в черепаху, как все того ожидали, Гуапо направил стрелу в воздух. Достигнув известной высоты, стрела перевернулась, опустилась и ударилась в спину черепахи.

Пресмыкающееся тотчас нырнуло в воду, а стрела, к разочарованию всех зрителей, отскочив от брони, поплыла по поверхности реки. Однако Гуапо, казалось, не испытывал ни досады, ни удивления и, прыгнув в лодку, направился к стреле; по-видимому, он хотел достать ее, но всякий раз, когда он приближался к ней, она удалялась, точно кто-нибудь тащил ее за собой.

Кончик стрелы, правда, остался в броне, но древко отломалось под давлением воды, когда черепаха быстро нырнула на дно, и так как оно было соединено с острием длинной веревкой, то служило как бы поплавком, указывавшим индейцу место, где находилось животное. Благодаря этому Туапо, которому наконец удалось поймать плавающее древко, после целого ряда манипуляций вытащил свою добычу на берег. Это оказалась большая черепаха, называемая португальцами «хурара татаруга», броня которой имеет около метра в поперечнике. Прием, к которому прибегнул в этом случае Гуапо, весьма распространен среди индейцев, живущих по берегам Амазонки; впрочем, кроме этого способа, они еще ловят черепах острогою и крепкой сетью. Стрелу пускают в вертикальном направлении, и линия ее полета высчитывается с такою точностью, что острие почти всегда вонзается в броню черепахи.