Зайтан-Бродяга. Тихий город - Илья Слобожанский

— Берём. Не ходить же Вам в обносках. — Посмотрела на меня, смерила взглядом. — Сорок восьмой, рост четвёртый, нога сорок третий.

— Чего? — Хлопает Карлуха глазами. — Как это нога, и сорок третий? Две у него ноги. И руки тоже две. Ты чего?

— Ничего. — Щёлкнула Кхала мелкого по лбу, обняла и поцеловала в щеку. — Открывай ящики. Сама всё принесу.

— Ага. — Закивал Карлуха. Улыбается, потирает щеку, глядит Кхале в спину. Протиснулась в дыру, а мелкий продолжает смотреть.

— Чего рот раззявил? — Окликнул я. — Тащи топоряку.

— Хороша девка. По началу она мне не понравилась. А теперь нравится. Пахнет от неё ландышицей. Молодец Бродяга, не упустил своё счастье. — Почесал Карлуха макушку, плюнул на руки. — Сестрица у неё заноза. Намаемся мы с нею.

— Топор неси. Заноза.

Собирались мы долго. Выкладывали из ящиков и коробок нужное, то что оставалось укладывали обратно и уносили в пещеру. Переоделись в новую одежду, нижнее бельё сменили. Выбрала мне Кхала ботинки по размеру. Не такие хорошие как те песочного цвета, но тоже добротные. Взяли сменку, по два комплекта и запасную обувь. Уложили всё добро в вещь мешки. Растут наши пожитки, добавляются торбы, а мы всё суём и суём.

Карлуха сильно ругается, нет для него подходящего размера. Длинное всё, висит мешком. Воспользовались тесаком. Серёга отрубил рукава и штанины. Вышло очень даже не плохо. Серёга куртку бушлатом назвал, она на Карлухе как подушка. Рукава подкатили, в поясе стянули ремешком. Ума не приложу, как Коротун в таком убранстве через заросли полезет?

— Далеко за полдень закончили сборы. Осмотрел я горы вещей и присел на камень. Как мы всё это потащим?

Серёга бушлат не надел, приторочил его к мешку. Надел поверх рубахи что-то непонятное с ремешками, карманами и кольцами. Назвал он эту штуку разгрузкой. В карманы спрятал сменные магазины для автомата, на ремешок повесил флягу с водой. В свободные кармашки напихал пачки сигарет и спички. Разгрузка, очень удобная штука, я себе тоже взял.

Смотрю на друзей, и не узнаю их. Все как один в пятнистой одежде, со спины можно спутать. Сахт в обновках очень похож на человека. Если бы не скуластая рожа с зубищами, ни за что не отличишь. Ботинки он не надел, остался в своих из кожи. Рафат тоже сильно изменился, бородатый надел разгрузку и взял автомат. Заметил я, ловко он с оружием обращается. Разобрал оружие, протёр смазку и снова собрал. Да так быстро и ловко, залюбуешься.

И только девчонки не переоделись, как были в своих балахонах в них и остались. Заканчиваем приготовления Кхала бусы перебирает. Разорвала нитку и начало по новой собирать. Добавляет палочки, рвёт спелые ягоды рябинихи и пытря, нанизывает их на большую иглу с новой нитью. Маита ей помогает.

* * *

— Все готовы? — С нескрываемой грустью в голосе спросил Кхала. Попыталась улыбнуться, но улыбка получилась совсем не весёлой.

— Я готов. — Первым отозвался Карлуха. Стоит мелкий возле своих неподъёмных мешков, суёт в карман штанов банку каши. Ухитрился Коротун секиру прицепить на ремень от автомата, теперь она у него за спиной.

— Готовы. — Кивнул я. — Винтовка, три ящика с патронами лежат возле ног. Позади четыре мешка. У других тоже по четыре. Даже не представляю, как мы всё это понесём? Девчонки заверили — дотащим. Всё же, жадность великая сила.

— А давайте покушаем? — Усевшись на ящик с тушёнкой предложил Сахт.

— Не советую. — Смотрит Кхала в сторону обрыва и шепчет чуть слышно. — Не нужно кушать. Потом, всё потом.

— Ты чего? — Поспешил к ней, обнял. — Почему слёзы на глазах?

— Не слёзы это, соринка попала. — Вытирает ладошками глазки, уткнулась носиком мне в грудь. — Не хочу уходить.

— Запрёшь и вернёшься. — Сообщила Маита. — Соскучится не успеешь.

— Не успеешь. — Повторил я. Знаю, нужно ей уйти и запереть провал, обязана это сделать. Отпускать не хочу, а с ней нельзя. Переживаю я за Кхалу, волнуюсь.

— Всё будет хорошо. — Подошла Маита, обняла нас обоих. — Если бы могла пошла вместо тебя. За Бродягу не волнуйся. Твой он и только твой. Обещаю.

— Только попробуй. — Шутейно пригрозила сестре кулачком, им же и вытерла слёзы. — Готовь окно. Мы отойдём на минутку.

— Как же без этого? Ступайте. — Скорчила Маита кислую рожицу и скомандовала. — Эй вы, лоботрясы. Тащите мешки и оружие к обрыву.

— Это ещё зачем? — Спросил Карлуха. — А если свалятся?

— Свалятся, полезешь. — Нависла Маита над мелким. Не знаю, что она ему на ухо шепнула, а может посмотрела как-то по-особенному, но Карлуха поспешил выполнять команду. — Кладите так, чтобы не свалились. — Командует Маита. — Открою окно, сбросим пожитки. Оружие туда же бросайте. Топор клади, даже не думай на себе тащить. Когда выпадешь, на тебя свалится. Открою второе, в него и прыгнем. Поторопись Бродяга. Окна не провалы, их запирать не нужно. Сами закрываются. Потеряешь время, здесь останешься.

— Куда окно? — Спросил, зацеловываю Кхалу, обнимаю крепко-крепко.

— Там безопасно. — Шепчет в ответ, увлекает за собой точно в танце. — Когда выпадешь, выпей. — Сунула мне что-то в карман. Кружимся мы, не стоим на месте, идём, но вот куда не знаю. Да это и не важно, только бы вместе. — Ты хотел своё поселение, оно у тебя будет. Люблю я тебя Бродяга, больше жизни люблю. — Поцеловала и оттолкнула. Не успел я ответить, полетел, провалился.

Нет под ногами камней, мир растянулся, поплыл, потерял цвет и померк. Пропали все звуки, лечу в черноту, падаю в пропасть. Сколько я летел сказать не берусь. Крутило, вертело, подбрасывало, а в самом конце точно под зад пнули. Хорошо наподдали, от всей души.

Вывалился из черноты и запахал носом. Песок скрипит на зубах, лежу и боюсь открыть глаза. Плещется вода, бьются, шумят волны. Неудобно лежу, руки впереди и точно связаны, темно. Дышать трудно, а тут ещё и зад болит, онемела одна половина. Вот так дела, мало того, что пнули, так ещё и связали. Перевалился на бок, уселся. Интересно получилось, бушлат вывернулся на изнанку, залез на голову, потому и темно и руки не свободны.

Поправил одежду, отплевался песком и пополз на четвереньках через заросли камыша. Озеро, река, болото, не понятно. Перед глазами пляшут разноцветные кляксы. Попил, умылся. Хороша водичка, холодная и не пахнет болотом, повсюду камыш. Стало быть, река, озеро или ручей. Вернулся на берег, улёгся на спину. Рукава мокрые, колени тоже сухими не назовёшь. Перед глазами расплываются кляксы, но это пустяк. Зад уже не болит, голова пройдёт, вещи обсохнут.

Гадко на сердце, не спокойно. Как там Кхала, что с ней? Ушла невесть куда, а я тут отлёживаюсь. Не правильно это, не хорошо. Закрыл глаза, вспоминаю. Глаза у Кхалы карие, длинные ресницы. А какие ямочки на щеках? Не ямочки, а загляденье. Зачем отпусти, мог же запретить?