Зайтан-Бродяга. Тихий город - Илья Слобожанский

— Ай! Ой! Ай-яй-яй! — Кричит Карлуха, прикрывает руками лицо. — Совсем ополоумел? Зачем же лбом да по носу? — Жалуется Коротун лежит на траве, размазывает по лицу кровь.

— Где шипарь? — Вскочил, гляжу на мелкого, а тот отползает.

— Какой шипарь? — Стоит позади Рафат, держит в руке кусок трубы, осматривается по сторонам.

— Долго вы будите возится? — Спрашивает Серёга, выглядывает из пролома в стене. — Мы пошли. Догоняйте.

— Спасибо Бродяга. — Ноет Карлуха, вытирает рукавом кровь. — Удружил так удружил. Нужно было тебя со всеми разбудить. Так нет, пожалел. Дал доспать.

— Где зверюга? — Не отпускает сон. Уверен, шипарь неподалёку, прячется, ждёт удобного момента, выжидает что бы напасть. — В кустах он. — Шепчу и указываю пальцем на заросли. — Смотрел на меня шипарь, нюхал.

— Он может и нюхал. — Ощупывает Карлуха разбитый нос. — А я, долго не смогу этого делать. Расквасил ты мне шнобель. Болит.

— Извини. — Прошёл к кустам, заглянул под ветку. Глупо конечно, шипарь куда выше кустов, но всё же, а вдруг? Под веткой битый кирпич, ржавая труба торчит из травы, трухлявое бревно лежит между ветками. Нет шипаря.

— И что ты там потерял? — Карлуха держится в сторонке, близко не подходит.

— Шипаря потерял. Спрятался он.

— Нет здесь шипаря и никогда не было. — Глядит на меня Карлуха, точно на сумасшедшего. Стоит поодаль, поглядывает с опаской. — Привиделось тебе. Приснилось.

— Вы идёте? — Позвал Рафат и выбросил трубу. — Айда к нашим.

— Да иди ты. — Брякнул в ответ Карлуха. — Проваливай. Заняты мы.

— Заняты так заняты. Пойду я. — Ответил Рафат и полез в пролом.

Стрекочут букашки, чирикаю птички. Утро хоть и пасмурное, но можно без особого труда осмотреть всю округу. Стена уходит в две стороны, по правую руку свисают брёвна рухнувшей крыши. Кое где даже шифер уцелел. Лежит он большими листами, накрывает колючие ветки, а они тянуться к небу через дыры. Слева та же картина, только шифера нет

— Ты чего? — Карлуха подошёл ближе. Смотрит он, как и я на стену, шарит глазами по руинам. — Почуял что-то? — В голосе мелкого слышится тревога, разбавленная сомнением.

— Привиделось. Редко мне снятся сны, потому и принимаю их за реальность.

— Хорошее дело. — Карлуха потрогал нос. — Привиделось ему. Мне ещё повезло, тесак и секиру Серёга забрал. Ты это. — Коротун побрёл к стене. — Давай, приходи в себя. Бледный ты какой-то. Шамкать хочешь? Кхала тебе оставила чаю и каши с мясом.

— Извини дружище. Шипарь приснился, кошмар, а не сон. Нюхал он меня.

— Шипарь ему приснился. — Повеселел Карлуха, улыбается. — А мне, Минька приснилась, жена Вохи банщика. Вот где был кошмар. Жуть, а не сон.

— Что в Миньке страшного? — Спросил и отбросил в сторону ветку, протиснулся в пролом.

— Женился я на ней. У Миньки, вот такие сиськи. — Поведал Мелкий и упёр кулаки в грудь, поднял локти.

— И что? — Не удивила меня эта новость. Приврал Карлуха, сильно приврал с размерами. — Минька женщина в теле. — Начал было пояснять, но Коротун не дал договорить.

— Это да. — Согласился Карлуха. — Видал бы ты её сиськи. — Отряхивая куртку сообщил мелкий. — Волосатые они, как спина у ненасытной прорвы.

— У кого?

— Ну, у этого, людоеда нашего.

— Не называй его людоедом. — Попросил я. — Теперь он Сахт. — Сказал и призадумался, уж как-то быстро я запомнил его имя.

— С какого перепуга? Вот ещё. — Возмутился мелкий. — Какой же он Сахт?

— Тебе-то какая разница?

— Ну ты даёшь. — Карлуха уставился на меня и расхохотался. — Вот так цветочек? Это в каком же поле растут такие цветы? Чем их поливают?

— Почему цветы?

— Сахт — это цветочек. — Пояснил Карлуха. — Вот потеха. Людоед и вдруг цветочек.

— А ты откуда знаешь?

— И то правда. — Карлуха поскрёб затылок, нахмурил брови. — Откуда мне это известно? Вот так дела. Что же это выходит, я языку людоедов обучен?

— Выходит, что так. Обучен. — Смерил я мелкого придирчивым взглядом. — Да, уж. Что не день то сюрприз.

— Ты чего? — Насторожился Карлуха. — А может и не обучен. Слыхал от приятелей.

— Что же ты раньше не говорил о друзьях людоедах?

— Да ну тебя. — Отмахнулся Карлуха. — Нет у меня таких друзей. Это наш людоед научил. Больше не кому. Видать брякнул, я и запомнил. Вот я ему. — Пригрозил Карлуха кулаком. — Ничего, догоним накостыляю зубастому.

— Я же тебя попросил. Не говори так. Сахт он. Его так мама называла.

— Мама? — Переспросил Карлуха и виновато опустил голову. — Ну, если мама, тогда ладно. Пусть будет Сахт.

— Догоняй. — Поторопил и полез в кусты. Впереди поломаны и срублены ветки. Срубы и поломы свежие, стало быть идём в правильном направлении.

* * *

Продирались мы с Карлухой через непролазные заросли. Даже и представить себе не могу, как это Сахт в кромешной темноте смог здесь пройти? В этих дебрях и по светлому без глаз останешься, везде колючки да острые шипы хлещут по лицу. Я уже молчу за тропу под ногами, острые камни везде и корявые корни ни-то кустов, ни-то деревьев. Это нам ещё повезло что плетуха осталась позади, доберись и она в это место, не пройти. Могу себе представить, как Серёга с круклем тесаком и секирой орудуют. Трудно им приходится.

С большим трудом вылезли из зарослей. У меня все руки исцарапаны, да и на лице остались отметины. Ну да ничего, главное, чтобы все эти мучения не были напрасны.

Выполз я из кустов, впереди небольшая площадка, трава истоптана, работа кипит полным ходом. Серёга и Сахт вытаскивают ящики из дыры. Каменная гора, а в ней проход, щель, чтобы залезть протискиваться нужно. Свисают корни, расползся плющ, всё утонуло в зелени и красных бутонах. Мошек тьма-тьмущая. Роятся, гудят над кустами.

Тянется к небу деревце рябинихи, усыпаны ветки красными ягодами, того глядишь обломятся под весом тяжёлых гроздей. Но вот незадача, не сезон для рябинихи, рано ей плодоносить. Неподалёку от деревца, присоседился куст терпкого пытря, укрыт он чёрными ягодами, тут всё верно, в самую пору созрели. По округе трава до пояса и камни. Над всем этим неподобством стоит идол каменный, к земле клонится точно задавить хочет. Плывут над ним тучи, а он от них прячется, к нам наклонился. Жуткое место, гадкое. Не знай я, что здесь добро припрятано, тысячу патронов давали бы не пошёл.

Осмотрелся, передёрнул плечами. Знакомо мне и это местечко, видел я его. Кусты, ягоды, камни. Сзади Карлуха подпирает, вылезти из зарослей хочет, я ему мешаю, толкает в спину, торопит. Впереди Рафат тесаком вскрыл ящик, пересчитал банки и ушёл в пещеру. Кхала стоит чуть в сторонке под деревом, держит в руках бусы, перебирает ягоды. Увидала меня, заспешила, повисла не шее, целует.