На Фонтанке водку пил - Владимир Рецептер

— Вы ковали новый менталитет, — сказал тостующий. — А случись новая революция без такой художественно-исторической подготовки, опять пролились бы реки крови! Нет, кровь, конечно, была, но в сравнении с семнадцатым годом и Гражданской войной ее почти не было…

И, что интересно, другая зрительница, из бывших прогрессистов, фактически присоединилась к бывшему большевику, хотя и другими словами:

— Мы, — говорит, — были вместе, мы вместе сопротивлялись режиму. И театр был абсолютно свой, даже когда ставил «датские» спектакли. Мы бы не выжили без вас, понимаете? Мы вами сопротивлялись. Когда друзья из провинции смотрели «Протокол одного заседания», они были потрясены и рассказывали, что у вас «говорят такое…», и замолкали, и все равно оглядывались по сторонам, не слушает ли кто! И в этих спектаклях было что-то еще… Что-то человеческое. Но главное, конечно, «Горе от ума» и «Мещане». Это была революция, понимаете?.. Нет, вы понимаете?!

И Р. сказал да, хотя автор в этом сомневается, зная, о ком речь.

На всякий пожарный (не приведи бог!) случай повторим: «Большой драматический эпохи Товстоногова — лучший театр всех времен и народов, а „Мещане“ — лучший спектакль нашего вождя». И поскольку Р. был в нем занят, он знает, что такое общее счастье, и может предложить читателю отдельные тосты за каждого из членов труппы, каждого представителя цехов, бухгалтерии, администрации, каждого работника гардероба, буфета, билетного стола, пожарной охраны и отдела кадров. Разумеется, если речь идет о людях нашего исчезающего племени и разливается водка «Ливиз». Нет, нет, московский «Кристалл» даже не предлагайте, идиопатическое отклонение от сердечного ординара заставляет следить за чистотой продукта… Да, и за частотой… Что?.. Шотландский виски?.. Да, безусловно… И, чтобы избежать дальнейших вопросов, — настоящая грузинская чача и русский самогон-первач. Тот, который делают для себя… Да… Спасибо… Ваше здоровье!..

И с какими противоречиями этому заявлению ни встретится читатель на этих страницах, пусть помнит: мы с нашим залом были заодно. И если кто-нибудь выходил к зрителю в одиночку — Гамлет там или что-то вроде этого, — за его спиной стоял театр. Поэтому все лучшее и успешное, чем отличался артист Р. в зале Чайковского или на камчатской погранзаставе, автор просит записать на счет БДТ, а все худшее и провальное — на его личный…

Но вернемся к нашим юбилеям. «Юбилей как движущая сила культурной истории» — вот на какую тему мог бы защитить ученую диссертацию артист Р. Благодаря юбилею Блока он поставил «Розу и крест», благодаря юбилею Пушкина основал Пушкинский театральный центр.

3 октября 1993 года, в городе Бостоне Н.Л. Готхард снимал на видеокамеру моноспектакль артиста Р. «Прощай, БДТ!». В зале собралось много бывших москвичей и ленинградцев, в их числе Наум Коржавин с женой.

И он, и Р. всю ночь не спали, потому что в Москве у Белого дома шла пальба, и они не могли оторваться от экранов…

А тридцать лет тому назад, умыкнув красавицу Любаню у кишиневского мужа, Наум, или, как его называют друзья, Эма Коржавин, прислал Р. фототелеграмму и явился с любимой, чтобы провести медовые недели в маленькой, но уютной квартирке театрального общежития БДТ на Фонтанке, 65.

«Милый Гамлет, я не смог / К вам прибыть в удобный срок, / Буду, сон и лень поправ, / В семь утра. Сэр Джон Фальстаф…»

Коржавина на гастрольный спектакль Ташкентского театра привел Рассадин. С тех пор Эма прочих Гамлетов не признавал и громил пародиями.

— Слушай, пайщик! — требовал он после просмотра и высоким поющим голосом, помогая себе пухлой рукой, читал:

О первой книжке стихов ташкентского «принца» Коржавин тиснул заметку в «Новом мире» и вскоре после переезда Р. в Ленинград срочно вызвал его в Москву для встречи с С.Я. Маршаком.

— Эма, ну что я ему скажу?!

— Говорить будет он, ты будешь слушать!..

Так и вышло. Маршак два часа рассказывал о поэте Некрасове…

— Читайте со сцены Некрасова, голубчик! — с придыханием убеждал он.

На Фонтанке за Коржавиным осталась пачка вдохновенных черновиков, в том числе «Поэмы существования», «Братского кладбища в Риге» и других лирических произведений, имеющих предметом будущую жену Любовь.

Отметим кстати, что в квартирку Р. любили заглянуть многие московские литераторы, и, что интересно, вместе со своими девушками. То ли Москва относилась к их героиням суровей, то ли они хотели совместить приятное с полезным и, навещая достопримечательности, провести романтические гастроли. И артист Р. с радостью их принимал. И Олега Чухонцева с милой подругой, и Володю Войновича со способной ученицей…

Голубой мечтой Чухонцева, или Чухны, как его тогда называли, было посещение Эрмитажа. Но, доехав наконец до Ленинграда и поселившись в общежитии БДТ, он стал подниматься поздно, до часу пил кофий, тут с репетиции возвращался Р., опять возникало застолье с разными разговорцами, а вскоре за окном начинало темнеть. До Эрмитажа так дело и не дошло…

Увлеченный Чухонцев тоже на радостях оставлял в театральной квартирке мелкобисерные черновики, а увлеченный Войнович рассказывал наизусть первые главы ненапечатанного, но уже пошепту славного «Чонкина», и гости — Гай и Гога с Диной — падали от хохота…

А в 1993-м в Бостоне Коржавин привел на спектакль Н. Готхарда с кинокамерой, и Р. втайне прощался с гастрольной свободой… Еще ночью кто-то из идейных эмигрантов звонил ему: «Оставайтесь здесь, черт знает, чем это кончится в России!». Но в ушах у Р. загудело:

Мне голос был. Он звал утешно… –

и утром он ускорил вылет домой. На прощанье Готхард успел рассказать о Ханне Вульфовне Горенко, к которой Р. был так невнимателен при встрече с Ахматовой в Комарово…

Вся семья Ханны Вульфовны погибла в Николаевске-на-Амуре от рук банды атамана Тряпицына. В 1933 году, уже в Александровске-на-Сахалине, она познакомилась и вышла замуж за Виктора Андреевича Горенко, родного брата Ахматовой, который после бегства из Севастополя, где ему грозила смерть, и скитаний по России оказался на Дальнем Востоке.

В связи с тем, что названные места Р. навещал с гастролями, следить за рассказом было вдвойне интересно. Как бывший морской офицер Виктор Горенко проходил у советской власти лишенцем и найти работу не мог. Китаец-проводник перевел через границу сначала его, а потом и Ханну Вульфовну. Горенко начал плавать помощником капитана на грузовых судах, а Ханна Вульфовна, поработав фармацевтом, выучила английский и стала преподавать русский в Шанхайском университете.

Однажды, еще на Сахалине, сосед по дому пригласил их на Пасху, и деревенский родственник задал гостям вопрос:

— А вы не из жидов будете?

— Нет, — без паузы ответил Виктор Андреевич, — мы из людоедов.