Моя жизнь. Южный полюс - Руаль Амундсен

Главный интерес собак явно был прикован к двум большим черным кучам на краю палаточного лагеря. Что это за кучи, я не мог определить – мало света. Но вряд ли я ошибусь, предположив, что это были тюлени. Во всяком случае что-то жесткое и съедобное, судя по тому как оно хрустело на зубах у собак. Здесь мир иногда нарушается. За едой собаки явно хуже уживаются друг с другом.

Правда, до настоящей потасовки дело не доходит. Есть тут сторож с палкой, и стоит ему показаться и повысить голос, как собаки живо разбегаются. Похоже, что они приучены к послушанию. Больше всего мне понравились молодежь и щенки. Молодым псам на вид месяцев десять. Стати у них – не придерешься. Заметно, что уход был хороший с самого рождения. Шерсть густая, куда гуще, чем у старших. Удивительно смелые псы, ни перед кем не отступят. А вот и самые маленькие. Катятся по снегу, будто клубки шерсти, веселятся вовсю. Стою и дивлюсь, как эти малыши могут переносить трескучий мороз. Я думал, что такой молодняк не переживет зимы. А мне потом рассказали, что они не только хорошо переносят мороз, но оказываются куда закаленнее взрослых собак. Те не прочь забраться вечером в палатку, а щенята отказывались входить туда, предпочитали спать на воле и бО́льшую часть зимы проводили на воздухе. Но вот все собаки отвязаны, участники экспедиции расходятся с фонариками в руках в разные стороны и исчезают, как будто проваливаются в барьер. Да, здесь за день явно можно увидеть немало интересного… Куда это они вдруг все подевались?

Ага, вот и Амундсен. Он опять остался один. Похоже, он сегодня дежурит при собаках. Подхожу и заговариваю с ним.

– Хорошо, что вы пришли, – говорит он. – Я представлю вам кое-кого из наших звезд. Начнем с троицы Фикс, Лассе и Снюппесен. Вот так они всегда меня осаждают, стоит мне выйти. Ни на минуту не оставят в покое. У серого здоровяка Фикса, смахивающего на волка, на совести не один укус. Свой первый подвиг он совершил на Флеккерэ, крепко тяпнул Линдстрёма за ягодицу. Что вы скажете об этой пасти?

Фикс теперь ручной и безропотно позволяет своему господину взяться одной рукой за верхнюю челюсть, другой за нижнюю и широко открыть свою пасть. Вот это зубищи! Я радуюсь про себя, что в тот день не я был в штанах Линдстрёма.

– Присмотритесь, – продолжает Амундсен, улыбаясь, – и вы увидите, что Линдстрём до сих пор садится с осторожностью. У меня тоже на левой ноге есть метина, да и других Фикс пометил. Кое-кто по сей день его остерегается. А вот Лассесен – это ласкательное прозвище, вообще-то его звать Лассе. Видите, он почти совсем черный. Пожалуй, он был из них всех самый злой, когда мы приняли собак на борт. Я держал его наверху, на мостике, вместе с другими своими собаками рядом с Фиксом. Они были друзьями еще с Гренландии. Но когда мне надо было пройти мимо Лассе, я всегда рассчитывал дистанцию. Обычно он стоял и смотрел вниз, на палубу, – ну прямо свирепый бык. Когда я пробовал подойти, он не двигался, продолжал стоять неподвижно. Но я видел, как верхняя губа поднимается и обнажает такие зубы, с которыми мне отнюдь не хотелось познакомиться.

Так продолжалось две недели. Наконец верхняя губа перестала задираться, и пес начал слегка поднимать голову, как будто у него появилось желание взглянуть на того, кто ежедневно приносил ему пищу и воду. Но путь отсюда до дружбы был еще долог и извилист. Некоторое время я почесывал ему спину палкой. Сперва он изгибался, хватал палку зубами и разгрызал ее. Счастье, что это не была моя рука. С каждым днем я подходил все ближе и ближе и наконец отважился коснуться собаки рукой. Пес злобно покосился на меня, но не тронул. И вот наступило время, когда завязалась дружба. Дальше мы, что ни день, становились все лучшими друзьями, и теперь вы сами видите, какие у нас отношения.

Третья, темно-рыжая Снюппесен – так сказать, дама. Верный друг обоих псов, никогда с ними не расстается. Самая подвижная и прыгучая из всех наших собак. Небось видите, как она любит меня. Все стоит на задних лапах и норовит лизнуть лицо. Сколько ни пробовал отучить ее от этого, не получается, она верна себе. Других собак, достойных внимания, лично у меня сейчас нет. Разве что вам захочется послушать красивое пение. А то у меня есть Уран, завзятый певец. Возьмем троицу с собой, и вы послушаете.

Мы направились к двум собакам, черным с белым, которые лежали особняком на снегу. Три друга прыгали и плясали около нас. Как только черно-белые разглядели нашу троицу, обе вскочили, как по команде, и я понял, что перед нами певец. Боже, что за ужасный голос! Было очевидно, что концерт дается в честь Лассе. Пока мы стояли там в обществе троицы, Уран продолжал свое пение. Но тут мое внимание вдруг привлекло появление другой троицы. Великолепные на вид собаки. Я спросил своего спутника, что это за псы.

– А, эти из упряжки Хансена, одни из наших самых лучших. Вон ту большую черную с белым звать Цанко. Она, вроде, уже немного старовата. Две другие, похожие на сосиски на спичечных ножках, – это Кольцо и Милиус. Сами видите, они небольшие, скорее даже маленькие, но зато чуть не самые выносливые у нас. Мы решили, что они, наверно, братья. Похожи друг на друга, как две капли воды. А теперь пройдем через всю свору и посмотрим, не встретится ли нам еще какая-нибудь знаменитость. Вот Карениус, Баран, Шварц и Люсси. Они принадлежат Стубберюду и относятся к числу заправил в лагере. Палатка Бьоланда здесь рядом. Вот лежат его любимцы – Квен, Лопарь, Пан, Горький и Йола. Ростом невелики, но отличные собаки. Вон там, в юго-восточном углу, стоит палатка Хасселя. Правда, его собак сейчас нет. Они лежат у входа в керосиновый склад, где Хассель проводит бО́льшую часть времени. Следующая палатка – Вистинга. Зайдем-ка туда, может быть, застанем там его гордость. А вот и они, видите ту четверку, что затеяла там возню. Большой рыжеватый пес справа – это Полковник, наш главный красавец.

У него три друга: Зверюга, Арне и Брюн. Сейчас я вам расскажу, что приключилось с Полковником, когда он находился на Флеккерэ. Он тогда был совсем дикий, сорвался с привязи и прыгнул в море. Когда его заметили, он уже был на половине пути между островом и берегом; видимо, собрался баранинки отведать. Вистинг и Линдстрём – они тогда сторожили собак – поспешили сесть в лодку. Им удалось догнать беглеца, но в лодку они втаскивали его с боем. Потом Вистингу как-то довелось плыть наперегонки с Полковником; не помню уж точно, кто победил. На этих собак мы возлагаем большие надежды.

А вон в том углу – палатка Йохансена. О его собаках много не расскажешь. Пожалуй, больше всех выделяется Камилла. Она прекрасная мать, хорошо воспитывает своих детей, у нее их обычно целая куча. Ну теперь вы, наверно, достаточно насмотрелись на собак. Если не возражаете, я покажу вам подземный Фрамхейм и то, что там происходит. Добавлю сразу, что мы гордимся этой работой. Надеюсь, вы согласитесь, что у нас есть на это право. Начнем с Хасселя, его хозяйство здесь ближе всего.

Мы подошли к дому, миновали его западный торец и очутились у каких-то козел. Под козлами лежал большой деревянный щит. К козлам в том месте, где соединялись три ножки, был приделан маленький блок. Через него проходила тонкая веревка, привязанная одним концом за щит. На другом конце ее, в полуметре над снегом, висел груз.