Постнеклассическое единство мира - Василий Юрьевич Кузнецов

говорим, что кошка и собака меньше похожи друг на друга, чем две борзые, даже если обе они приручены или набальзамированы, даже если они обе носятся как безумные и даже если они только что разбили кувшин? …В чем состоит эта логичность, которая явно не определяется априорным и необходимым сцеплением и не обусловливается непосредственно чувственными содержаниями? …Порядок – это то, что задается в вещах как их внутренний закон, как скрытая сеть, согласно которой они соотносятся друг с другом, и одновременно то, что существует, лишь проходя сквозь призму взгляда, внимания, языка; в своей глубине порядок обнаруживается лишь в пустых клетках этой решетки, ожидая в тишине момента, когда он будет сформулирован» [548, с. 32–33].

130

Ср.: «С одной стороны она <„теория“ Маркса. – В. К.> овеществляет каждое сознание, превращая его в функцию социального процесса; с другой – стремится создать возможность освобождения сознания от мистификации… Освобождения рабом самого себя должно, по законам идеальной диалектики, привести к освобождению господина от вынужденной необходимости быть господином. …Рабочий обретает себя самого лишь тогда, когда он наслаждается теми продуктами, на которые потратил свою энергию, и когда ему уже не приходится отдавать прибавочную стоимость тем, кто господствует над ним. Освобождение предстает… как присвоение производящим субъектом самого себя в своих продуктах. …Если всякое сознание ложно настолько, насколько это соответствует его положению в процессе производства и в процессе осуществления власти, то оно с необходимостью останется в плену своей ложности до тех пор, пока эти процессы продолжаются… „необходимо ложное сознание“. Если смотреть под этим углом зрения, то ложное сознание, будучи овеществленным, включается в систему объективных иллюзий. Ложность – это функция, обеспечивающая нормальное протекание процесса» [475, с. 60–61].

131

Ср.: «За всем этим стоит отчаянная защита представления о „прозрачности“ сознания, т. е. притязания на то, что Я лучше всего знает самоё себя и выступает своим собственным хозяином, устанавливающим правила, в соответствии с которыми проявляется его разум. Ведь если реальность собственного бессознательного может быть воспринята только в экзистенциальном самопостижении, то под таким изменением угла зрения взгляду откроются не только вытесненные сексуальные влечения и зарубцевавшиеся травмы – удлинятся и абсолютно все внутренние

„тени“; подвергнется пересмотру и всё экзистенциальное отношение к „негативности“, и в логических, политических и эмоциональных муках может предстать негативное Я, со всеми своими ранами, во всей своей деструктивности, во всём своем уродстве. От Я требуется нечто неслыханное, просто чудовищное – постичь, что оно представляет собой также и то, что оно, по его мнению, абсолютно не представляет. Чем больше сознание привержено конвенциям, тем более отчаянно будет оно отказываться смотреться в это зеркало» [475, с. 75].

132

Как предлагал, например, тот же Ницше [см., например: 396].

133

«Проблема тогда в том, что приверженность видимой единственности уводит нас от возможности того, что реалии в какой-то степени могли бы быть сделаны иначе. Или, в более общем случае, предположение единственности не только скрывает практику, которая ее учреждает, но и утаивает возможность того, что иные констелляции практики и их хинтерланды могли сделать возможными иные учреждения реальности» [312, с. 141].

134

В смысле обращения внимания не только на соответствие или несоответствие полученного (прямого) результата поставленным целям, но и на остальные результаты (побочные, косвенные, незапланированные) как следствия применения выбранных средств.

135

Конвертирующее его в силу/власть согласно известному принципу, который принято приписывать Френсису Бэкону, хотя он восходит еще к притчам Соломона (24:5).

136

«Я воспользуюсь лингвистическим богатством различения между „натура нату-ранс“ и „натура натурата“ и выражусь так: говоря о „третьих“ вещах, естественной технологии или техносах, об артефактах, я имел в виду, конечно, произведения, но произведения особые – производящие, „опера операнс“, не отображающие или описывающие, а в своем пространстве производящие собственные эффекты, которые являются не описательными или изобразительными, а конструктивными по отношению к нашим возможностям чувствовать, мыслить, понимать, т. е. именно „опера операнс“. Без них, если бы мы просто естественным образом смотрели на мир (какими угодно глазами, проницательными, умными и т. д.), был бы хаос» [342, с. 81–82].

137

«Миф есть организация такого мира, в котором, что бы ни случилось, как раз все понятно и имело смысл» [339, с. 13].

138

«Порядок (технология) бьет класс (искусство)… Системная инженерия – это вот такие же „рельсы в мозгу“ для работы со сложными техническими системами. Если вы перестраиваете ваши мозги на основании курсов системной инженерии, прокладываете в мозгах „рельсы мышления системного инженера“, то по окончании учебного курса в вашей голове вы сумеете удерживать как целое более-менее большие системы. Ну, а когда дойдет до уровня искусства, ибо этот уровень неразгаданного еще мастерства всегда есть, выяснится, что системы, которые у вас удерживаются в голове как целое, много больше, чем те системы, которые удерживаются в голове самоучек, которые выросли в системных инженеров, как Кулибины, сами по себе. Почему? Ну, потому что образованный Кулибин, он совсем гениальным Кулибиным будет, если он хорошо образован. А необразованный Кулибин имеет потолок в своей работе, поэтому ракеты у него время от времени будут взрываться и не долетать до той точки, куда надо» [288].

139

«Поскольку философия есть изобретенное средство человеческого самосозидания, то тем самым предполагается, что есть и какая-то техника, потому что если что-то делается, то делается, конечно, с помощью техники» [339, с. 23] – в античном смысле слова «технэ» как ‘умения, искусства, мастерства’: «всякое искусство предполагает технику» [339, с. 48].

140

«Всемирная история демонстрирует нам бесконечную и неисчерпаемую способность человека придумывать неосуществимые проекты. Пытаясь их осуществить, он достигает многого, творит бесчисленные реальности, которые не способна создать так называемая природа. Однако ему никогда не удается достичь одного – задуманного, к чести его будь сказано. Супружеский союз реальности с демоном невозможного приносит Вселенной единственное приумножение, на которое она способна» [403, с. 341].

141

Ср.: «Человек – это прежде всего проект» [461, с. 323], хотя, возможно, и не сводится целиком и полностью к своей проектности/проективности [см. 209].

142

«Антиох Аскалонский, глава Пятой Академии, один из самых принципиальных „эклектиков“» [321, с. 579].