Замок над Морем. Книга первая. Голос рода - Галина Гончарова

Или – не переживет, неважно. Луису было проще умереть самому, чем отпускать мать на суд к Мелионе. Хотя судя по тому, что говорила Вальера…

Да примет море ее душу.

Так говорили при Королях, так говорили еще когда Тавальен был рыбацкой деревней, так говорили старые семейства. Древняя кровь.

Луис невольно поежился.

А ведь и он – тоже…

Тессани?

Даверт?

Нет, судя по всему…. Лаис?

В молитвенник Луис-таки заглянул, еще там, на поляне, пока разбирались с этой кучей падали. И нашел на первых страницах то, что и ожидал.

Родословное древо.

Вальера Тессани, и верно, была отпрыском рода Тессани. Но по отцу.

А вот мать ее была из Эттельбергов. Просто люди забыли, они многое забыли, в том числе и то, что именно с Эттельбергами роднился род Лаис. Давно роднился, вскоре после смерти последнего из королей, зато несколько раз.

Луис смотрел на тонкие связи родословных.

Ида Эттельберг. В девичестве Ида Лаис.

Ее внук женится на Дейзетте Лаис. А их правнук берет за себя дочь последнего герцога Лаис. Да-да, того самого, уничтоженного. Потому что на полях возле имени Мэриэтта Линкс в скобках приписка.

Мари Лаис, спасена кормилицей Бенедеттой Линкс, да примет море ее душу.

Луис листал молитвенник, и все больше понимал, что это Эттану отдавать нельзя.

Никому нельзя, разве что у него когда-нибудь будут дети, достойные отца. Чтобы он мог, как мать, передать им наследство и быть спокоен. А сейчас… нет.

Даже Лусии сказать нельзя.

Конечно, Лу собирается замуж за герцога Карста, ей станет намного легче, если она узнает, что тоже древняя кровь, только вот выигрыш этот – ложный. Мимолетный, ничего не дающий…

Объявит сестренка себя родственницей роду Лаис. И что? Те все равно не признают бастарда, значит, будет скандал, а Лу – любимое и балованное дитя. Начнет требовать, ругаться…

Пусть лучше будет уверена, что ей оказывают честь. Во всяком случае, мать именно так и говорила.

Мать…

Ветвистое древо дорисовано ее рукой. И Луис видит имя «Вальера Тессани». Видит четыре веточки, имена, заключенные в квадратные рамки[24], поправки – изначально они были записаны, как Тессани, потом мать переправила фамилию на «Даверт» и добавила «усыновление».

Форму рамок она не поправила.

Как же ее оскорбляла эта ситуация? Как коробила?

Она, последняя из рода Тессани, наследница Лаис по крови, Вынуждена была оставаться всего лишь любовницей.

Роскошные украшения – и место на второй скамье в храме. Первая скамейка отводится только для официальных жен, не для таких откровенных грешниц. Шикарные наряды – и дамы, которые не подают руки, господа, которые не стесняются раздевать взглядом, а что? Если одному можно, то почему остальным нельзя? Свой дом, выезд… и неприятие высшего света. А она могла бы их уничтожить.

Если бы захотела.

Рецепты Луис тоже листнул, очень быстро, мельком, но ему даже от такого стало нехорошо. Яд?

Да, яд. Самый разный. От того, который убивает мгновенно, до умертвляющего медлнно и мучительно. Чтобы жертва страдала не один день, и даже не один месяц.

Зачем это было предкам? Лаис были королевскими палачами?

Вроде бы нет… А откуда тогда?

Надо спросить у матери, может, она знает…

Мать умирает.

Луис словно услышал эти слова в шуме ветра. Дернулся в седле, пришел в себя… Его люди остановились, словно не смея перейти некую границу.

– Боитесь… – Губы мужчины тронула горькая кривоватая улыбка. – Оставайтесь здесь.

И тронул поводья, направляясь к хижине. В ее окне призывно горел свет.

Женщина распахнула двери, еще когда он только остановился. Даже не спешился. Свет бил ей в спину, очерчивал горбатую фигуру, окутанную черным платком, лицо было в тени, как ни старался Луис рассмотреть его черты, ничего не получалось.

Ведьма.

Тень. Нечистая сила.

– Чего надо?

– Мое имя Луис Даверт. Мне нужно с тобой поговорить.

Ведьма прищурилась в темноту.

– Луис Даверт? Тьер? Сынок подонка Эттана?

– Сын Преотца Эттана, – сухо поправил Луис.

– Преподонка, – махнула рукой ведьма. – Ну, заходи.

И Луис перешагнул порог.

* * *

Внутри было… ведьмисто, иначе и не скажешь. Стоял на огне здоровущий котел, метались по стенам тени от очага, висели пучки сухих трав, кореньев и еще чего-то непонятного, злобно скалила зубы летучая мышь… Луис пригляделся внимательнее.

– Чучело?

Ведьма фыркнула.

– Вам народ дурить можно, а мне нельзя?

– Кому это – нам?

– Храму. Твоему папаше. Что, неправда?

Луис вздохнул.

Правда, неправда… понятное дело, что Ардену и Мелионе приношения прихожан отродясь без надобности. Понятно, что Храм не одной молитвой жив, что Преотец весьма и весьма богат, что без дураков нет религии…[25]

Главное здесь и сейчас не это.

– Дурить?

Ведьма потерла виски. Потом вздохнула, кивнула Луису на занавеску, отгораживающую часть хижины.

– Туда проходи.

Луис повиновался – и застыл в изумлении. После жилища ведьмы контраст был разителен. Аккуратная лежанка, стол, кресло – и книги. Много книг, очень много.

Женщина уселась на лежанку, кивнула Луису на кресло – и посмотрела глаза в глаза. Пристально, раздумчиво…

– Что ты здесь ищешь, Даверт?

Луис и не подумал стесняться. Он сразу перешел к делу.

– Это правда, что ты живешь уже несколько столетий?

Ведьма вздохнула еще раз, но сейчас уже тоскливо, словно услышала нечто давно надоевшее.

А потом сняла платок.

– я похожа на столетнюю каргу?

Луис смотрел во все глаза. Под платком оказалась женщина лет тридцати, не больше. Седая, конечно, только кажется ему, что это…

– Краска, – угадала его мысли ведьма. – Мы не живем тысячелетиями, мы просто передаем и это место и знания от матери к дочери. Или к преемнице, которую выберем.