Арсен Люпен - Джентльмен-грабитель - Морис Леблан

– В каком порядке? Брессон? Кража еврейской лампы?

Она повторяла слова медленно, как будто желая понять их смысл.

Он настаивал.

– Да. Вот вырезанные буквы… на этом кусочке бумаги. Что вы хотели сказать Брессону?

– Вырезанные буквы… что я хотела сказать…

И вдруг она рассмеялась.

– Вот оно что! Понимаю, я – соучастница кражи! Существует некий господин Брессон, похитивший еврейскую лампу и покончивший с собой. А я – подруга этого господина. О, как это занятно!

– Кого же вы навещали вчера вечером на третьем этаже дома на авеню де Терн?

– Кого? Мою модистку, мадемуазель Ланже. А что, моя модистка и мой друг господин Брессон – одно и то же лицо?

Несмотря ни на что, Шолмс колебался. Можно притвориться, чтобы изобразить ужас, радость, удивление, любые чувства, но не безразличие, тем более не смех – веселый и беззаботный.

Однако он еще раз сказал:

– Последний раз спрашиваю: почему в тот вечер на Северном вокзале вы подошли ко мне? И почему уговаривали немедленно уехать и не заниматься кражей?

– Вы слишком любопытны, господин Шолмс, – ответила она с самым непринужденным смехом. – Чтобы наказать вас, я ничего не отвечу, вы ничего не узнаете, вдобавок ко всему вы останетесь сидеть с больным, пока я пойду в аптеку… срочно нужно получить лекарства по рецепту… я убегаю.

Она вышла.

– Я остался в дураках, – прошептал Шолмс. – Я не только ничего у нее не выудил, наоборот, она провела меня.

И он вспомнил дело с голубым бриллиантом и то, как он допрашивал Клотильду Детанж. Блондинка отвечала ему с таким же спокойствием. Видимо, и на этот раз перед ним снова оказалось одно из созданий, защищаемых Арсеном Люпеном, действующих под его непосредственным влиянием, сохраняющих даже в тревожной ситуации и опасности потрясающее спокойствие.

– Шолмс… Шолмс…

Он подошел к Вилсону и склонился над ним.

– Что с вами, старина? Вам нехорошо?

Вилсон шевелил губами, но не мог произнести ни слова. Наконец, сделав над собой усилие, он пролепетал:

– Нет, Шолмс… Это не она… не может быть, чтобы это была она…

– Да что вы выдумываете! А я вам говорю, что это она! Только перед вымуштрованной и воспитанной Люпеном особой я теряю голову и совершаю глупости… Вот и теперь: она знает всю эту историю с букварем… Бьюсь об заклад, и часа не пройдет, как Люпен будет предупрежден. Что я говорю? И часа не пройдет? Да сию же минуту! Аптекарь, срочный заказ по рецепту… Выдумки!

Он выбежал из дома на авеню де Мессин и увидел девушку, входившую в аптеку. Потом она снова появилась, десятью минутами позже, с флаконами и бутылкой, обернутыми белой бумагой. На обратном пути к девушке приблизился некий человек, следивший за ней, с фуражкой в руке. У него был заискивающий вид попрошайки.

Она остановилась, подала ему милостыню и снова пошла своей дорогой.

«Она сказала ему что-то», – подумал англичанин.

Это не было уверенностью – скорее, им руководила сильно развитая интуиция, заставившая поменять тактику. Поэтому он не стал следить за девушкой, а пустился по следу фальшивого попрошайки.

Они вышли на площадь Сен-Фердинан. Человек долго бродил около дома Брессона, иногда посматривая на окна третьего этажа и наблюдая за людьми, входившими в дом.

Через час он вскочил на империал трамвая, направлявшегося в Нейи. Шолмс тоже поднялся туда и сел позади этого человека, немного подальше, рядом с господином, закрывшимся развернутой газетой. При подъезде к окраине города господин опустил газету, и Шолмс увидел Ганимара. Тот шепнул ему на ухо, указывая на попрошайку:

– Это тот самый человек, который вчера вечером следил за Брессоном. Уже целый час он слоняется по площади.

– Есть новости о Брессоне? – спросил Шолмс.

– Да, сегодня утром на его адрес пришло письмо.

– Сегодня утром? Значит, оно было отослано вчера, до того, как отправитель узнал о смерти Брессона.

– Вот именно. Письмо находится у следователя. Но я запомнил следующее: «Он не соглашается ни на какую сделку. Он хочет получить все: и первую вещь, и другие – от второго дела. Иначе он будет действовать». И никакой подписи, – добавил Ганимар. – Как видите, эти несколько строчек нам ничего не дадут.

– Не могу с вами согласиться, господин Ганимар. Эти несколько строчек, напротив, кажутся очень интересными.

– Боже мой! Но почему?

– По известным мне причинам, – ответил Шолмс с дерзостью, с которой обычно разговаривал со своим коллегой.

Трамвай остановился на улице дю Шато, на конечной станции. Человек вышел и спокойно удалился.

Шолмс последовал за ним, приблизившись настолько, что Ганимар испугался:

– Если он обернется, мы будем изобличены.

– Он не обернется.

– Откуда вы знаете?

– Это сообщник Арсена Люпена. А тот факт, что сообщник Люпена уходит вот так, сунув руки в карманы, доказывает, что, во-первых, он знает о слежке, во-вторых, он ничего не боится.

– Однако мы так приблизились к нему…

– Не настолько, чтобы он не мог ускользнуть от нас. Он слишком уверен в себе.

– Полноте, полноте, вы меня разыгрываете. Смотрите, рядом с входом в кафе стоят два полицейских с велосипедами. Если я решу реквизировать велосипед и догнать этого типа, как он, спрашивается, сможет от нас ускользнуть?

– Этот тип, похоже, не слишком обеспокоен такой возможностью. Он и сам реквизирует велосипед!

– Каналья, – произнес Ганимар, – сколько у него апломба!

Субъект и в самом деле подошел к полицейским, когда те собирались сесть на велосипеды, переговорил с ними, сел на третий велосипед, стоявший у стены кафе, и укатил вместе с полицейскими.

Англичанин расхохотался.

– Ну и ну! Мог ли я предвидеть такое? Раз, два, три – и он похищен! И кем? Двумя вашими коллегами, господин Ганимар. О! Он неплохо устроился, этот Арсен Люпен! Два подкупленных им полицейских на велосипедах. Разве я не говорил вам, что наш персонаж слишком спокоен?

– Так что же, – воскликнул раздосадованный Ганимар, – что нам было делать? Хорошо вам смеяться!

– Ну ладно, ладно, не сердитесь. Мы ему отомстим. А сейчас нам нужно подкрепление.

– Фоланфан ждет меня в конце авеню де Нейи.

– Хорошо, забирайте его и возвращайтесь ко мне.

Ганимар удалился, а Шолмс пошел рассматривать следы от велосипедных шин, очень хорошо отпечатавшихся в дорожной пыли, тем более что покрышки были рифлеными. Вскоре он увидел, что следы вели на берег Сены, а три человека свернули в ту же сторону, что и Брессон накануне вечером. Так он дошел до ограды, возле которой сам прятался с Ганимаром. Немного дальше он заметил переплетение рифленых следов, которое говорило о том, что на этом месте велосипедисты останавливались. Как раз напротив находился маленький участок земли, уходивший к Сене, где была пришвартована старая лодка.