Призраки истории - Сергей Баймухаметов

Все в России дышало тогда надеждами на другую жизнь.

Герцен из лондонского далека писал, обращаясь к царю:

«Государь, дайте свободу русскому слову. Уму нашему тесно, мысль наша отравляет нашу грудь от недостатка простора, она стонет в цензурных колодках. Дайте нам вольную речь… Нам есть что сказать миру и своим.

Дайте землю крестьянам. Она им и так принадлежит; смойте с России позорное пятно крепостного состояния, залечите рубцы на спине наших братий — эти страшные следы презрения к человеку…

Торопитесь! Спасите крестьянина от будущих злодейств, спасите его от крови, которую он должен будет пролить».

И Александр оправдал ожидания. Его коронация ознаменовалась амнистией декабристам и петрашевцам, сразу же были ослаблены тиски цензуры, тотчас же в обществе возникло слово оттепель… (Это слово всплывет через век в Советском Союзе после смерти Сталина и будет означать то время.)

Но еще до коронации, до амнистии сам царь сказал «про это». Про то, о чем вслух не говорили. Одни — потому что боялись за себя, другие — боялись спугнуть, не смели и надеяться. За полгода до коронации, в марте 1856 года, в Москве, на торжественном обеде с участием предводителей дворянства царя спросили, верны ли слухи о скором освобождении крестьян. Судя по всему, Александр был не готов к такому разговору, еще не сформулировал мысль в точные слова. Ответил сумбурно, с явным раздражением: «…Чувство враждебности между крестьянами и их помещиками, к несчастью, существует, и от этого было несколько случаев неповиновения помещикам. Я убежден, что рано или поздно мы должны к этому прийти. Я думаю, что и вы одного мнения со мною, следовательно, гораздо лучше, чтобы это произошло свыше, нежели снизу».

Как вспоминает современник, речь государя была громовым ударом… Слово было произнесено. Оно моментально проникло во все уголки страны. Россия всколыхнулась.

«Кто не жил в пятьдесят шестом году в России, тот не знает, что такое жизнь…» — писал Лев Толстой. Царя горячо приветствовал тогдашний непримиримый лондонский оппозиционер Герцен.

Вся мыслящая Россия молилась на Александра. Все говорили друг другу: как будто тяжкий камень свалился с души, легче стало дышать…

Но эти пять лет, с 1856 по 1861, стали крестным путем Александра Второго.

Терновым венцом несчастного нашего царя.

Жизнь поставила его перед простым, но жестоким выбором. Или освобождать крестьян без выкупа — или с выкупом. С большими наделами земли — или с малыми.

С самого начала Александр для себя определил: никакого выкупа, земли давать столько, чтобы народ был богат и счастлив. И в комитеты и комиссии по крестьянской реформе подобрал единомышленников. Но он даже не представлял, каким будет сопротивление.

Девять десятых помещиков и слышать не желали об освобождении крестьян вообще. И уж тем более об освобождении без выкупа.

А помещики, дворяне — опора престола. Значит, царь должен идти против своих? Значит, настроить против себя всех помещиков, практически все дворянство России?

И несчастный Александр метался. Создавал комитеты и комиссии, назначал и смещал их председателей. Не потому, что плохие были соратники, а потому, что его же взгляды менялись и требовались теперь другие, с другими взглядами и настроениями.

Когда депутация помещиков пыталась настоять на том, чтобы крестьянский вопрос рассматривали они, царь заявил: «Если эти господа думают своими попытками меня испугать, то они ошибаются, я слишком убежден в правоте возбужденного нами святого дела, чтобы кто-либо мог меня остановить в довершении оного».

А один из его помощников, умирая, сказал царю: «Государь, не бойтесь!»

Представляете, царю-самодержцу сказать: «Не бойтесь…»

Увы. Победили «плантаторы». Царь так и не осмелился «довершить святое дело». Крестьяне получили наделы земли, которые были даже меньше по площади, чем те участки, которыми они пользовались, будучи рабами. Да и той землей они не могли распоряжаться самостоятельно, потому что попали в тиски общины. Надо было составлять какие-то уставные грамоты, то есть договор между крестьянином и помещиком. Вводились мировые посредники для разрешения споров между крестьянином и помещиком. Крестьяне были не свободные, а временнообязанные, то есть должны были отработать свободу и землю. Через два года барщины мужик имел право требовать перевода на оброк.

Что это, как не издевательство?

Издевательством стало и положение о выкупе земли. Надо было оброк перевести в деньги и исчислить всю сумму в деньгах. А так как денег у крестьян не было, то они платили только 20 процентов выкупа. Остальные 80 процентов платило государство. Крестьяне же должны были вернуть эти деньги государству в течение 49 лет из расчета 6 процентов годовых. И получается, что при такой системе крестьянин выплатит тройную первоначальную стоимость своего надела! Этот ненавистный и непонятный для крестьян процесс с банковскими процентами и прочей абракадаброй с недоимками растянулся аж до 1906 года, когда выкупные платежи были отменены…

Но это — потом. А тогда, в марте 1861 года, крестьяне взбунтовались. Все были уверены, что помещики и чиновники их обманывают, что они спрятали настоящий указ царя. В известной всем по школьным учебникам истории деревне Бездна Казанской губернии крестьяне не выдавали своего вожака Антона Петрова под дулами винтовок. Они кричали: «Мы одни за царя!» После пяти залпов на земле осталось 70 трупов. От ран умерло еще 20 человек. Антона Петрова судили военно-полевым судом и расстреляли.

В Пензенской губернии вспыхнуло настоящее восстание которое охватило около сорока сел и деревень. И там крестьяне под огнем солдат кричали: «Умрем за Бога и царя!»

В подавлении крестьянских бунтов участвовало 80 пехотных и кавалерийских полков.

Вот в таком обличье пришла свобода к русскому мужику…

Чтобы представить состояние российского общества в 1861 году, достаточно вспомнить, с каким воодушевлением встретили мы в недавние времена появление Горбачева и вслед за ним радикального реформатора Ельцина. Вновь возник тот самый лозунг: свобода — всем, земля — крестьянам, фабрики — рабочим. Сколько надежд было связано. И свободу вроде бы нам дали, и землю с фабриками в виде ваучеров раздали. Только где они и что мы имеем сегодня, сейчас… Причем обязательно отметим феномен: угнетал коммунистический режим, а ненавидят Горбачева и Ельцина — тех, кто дал надежду и обманул. Или не смог…

Таки тогда. После многовековой несправедливости появилась, сверкнула, озарила весь мир надежда на справедливость! А в итоге — обман. Жесточайший удар по нравственному, психологическому сознанию общества.

Народ запомнил это на всю жизнь. И передал, влил отравленное вино обманутых надежд в кровь своих детей, внуков и Благодатная реформа — отмена рабства — породила поколение революционеров-экстремистов. Потому что обманутые надежды часто рождают в людях такую яростную ненависть, какую не рождает никакое сегодняшнее безнадежное угнетение.