Вычислитель. Орбита для одного - Александр Громов

– Только десантные, – прорычал Мартинес. – Остальные, кто уцелел, все в бою.

– Готовь десантные. Скоро они понадобятся.

«Для чего?» – взглядом спросил Томми.

Эрвин не ответил.

То, чего не понимал Томми со своим горячим сердцем и, увы, не менее горячей головой, было необходимостью, той самой необходимостью, из-за которой полководцы порой слывут палачами: пожертвовать частью, чтобы спасти целое. Хотя бы попытаться спасти, если теория вероятностей указывает на малейшую возможность сделать это. Часть меньше целого, и в этом ее проблемы.

– Командир…

На пороге появился Шпуля. Малое собственное тяготение астероида забавляло мальца, первым делом он взлетел к потолку и начал медленно опускаться вниз с выражением кретинического восторга на физиономии. Но, еще не достигнув пола, оценил, что делается на обзорных экранах, онемел и вытаращил глаза.

– Чего тебе? – буркнул Эрвин, не повернув головы.

– Там это… врач к тебе. В шлюзе торчит, стучится. И еще эта… ну, короче, Кристи. Впустить?

– Некогда и незачем, – отрезал Эрвин. – Исчезни.

Шпуля исчез, а спустя мгновение вернулась тяжесть. Слышно было, как за не успевшей закрыться дверью кто-то грузно упал, судя по звуку – Барсук, и как дружно заругались оба – телохранитель и ординарец, грубый бас и резкий фальцет. Эрвин немедленно набрал новую комбинацию, и вес вновь пропал.

Узким конусом гравитационного поля «Магог» теперь подтягивал к себе уже не линкор, а крейсер. Лавовые поля Улисса курились под тремя кораблями, медленно вальсирующими над освещенной стороной планетоида, с другой стороны жалило солнце, а теневая сторона Циклопа рдела, как обычно, тускло и багрово. Растрепанный кометный хвост замылил полнеба, и холодные звезды светили сквозь него как ни в чем не бывало.

И продолжался бой. Воображаемый землянин, находящийся где-нибудь поблизости, мог бы сказать, что он напоминает схватку двух ос – маленькой и еще меньше – с огромным черным жуком, причем все трое барахтаются в луже; абориген же Астероидной системы, привыкший мыслить более конкретно, поглядев на развитие сражения, сказал бы проще: хана всем троим.

Он увидел бы, как «Магог» прошел апогей – точнее, апоулиссий – своей орбиты и как предельно сблизившиеся с ним линкор и крейсер прекратили взаимный обстрел ядерными торпедами, делая ставку на плазменное оружие, как затем корабли разошлись по эллипсам своих орбит вокруг общего центра масс, как оплавленная картофелина «Магога» вновь начала приближаться к Улиссу уже над темной его стороной, а линкор и крейсер устремились к «Магогу», наращивая скорость, уже не зависящую от команд, поступающих из боевых рубок, и действий экипажей.

Раскрыв рот, он увидел бы и то, как новое тройное сближение едва не привело к общему столкновению, как линкор, внезапно нырнув вниз, спустя пять минут врезался в им же поджаренную поверхность Улисса и исчез в колоссальной вспышке, а крейсер, все-таки задев касательным ударом корабль-астероид, ринулся в противоположном направлении, будто камень, пущенный из пращи.

Воображаемый наблюдатель наверняка проследил бы за тем, как отброшенный гравитацией крейсер, получив как нарочно почти нулевую орбитальную скорость относительно Циклопа, падает на газовую планету. Наблюдатель еще долго гадал бы, успеет ли экипаж крейсера справиться с возникшим вновь вращением и хотя бы попытаться увести корабль в сторону от планеты, прежде чем понял бы: не успеет. Прошло не так уж много времени, и гигантский газовый шар сглотнул крейсер, будто мошку, укрыл ее бурыми облаками и переварил в своей жаркой утробе, но вряд ли наблюдатель стал бы пристально следить за этой драмой.

Его глазам открылась бы иная драма: за минуту до гибели линкор, наконец-то развернувшийся носом к «Магогу», выстрелил по нему всеми заряженными в пусковые установки торпедами. Часть их удалось сбить противоракетами, часть была заторможена гравитационным оружием и перехвачена катерами, часть сгорела в защитных полях, но две торпеды максимального эквивалентного тоннажа достигли корабля-астероида и взорвались на его поверхности.

Пожалуй, хватило бы и одной. Перенесший не один удар, накопивший внутри своей кристаллической толщи немало трещин, «Магог» медленно и даже величаво раскололся пополам. Оба обломка, кружась, неспешно расходились по орбите, и, как из дырявой котомки, сыпалась из их вскрытых пещер в открытый космос всякая мелочь: железные осколки, покореженная аппаратура, ящики со всевозможным довольствием, люди…

И вряд ли наблюдатель заметил бы в стороне еще одно явление, а ведь оно-то и было главным во всей пьесе: в полутора световых минутах от Циклопа разгорелось неяркое сияние, и из него один за другим начали проявляться туннельные корабли Унии и Земли. Земли и Унии.

После объявления боевой тревоги госпиталь был самым тихим местом на корабле. Врачи, фельдшеры, медсестры, санитары, стерильные комбинезоны, реанимационная аппаратура, запасы медикаментов, койки – все было давно готово и ждало потока раненых. На боязливый вопрос одной из медсестер, велик ли будет поток, главный врач лишь пошевелил кустистыми седыми бровями и ответил не сразу:

– Смотря какой бой… Думаю, справимся.

Всю жизнь он проработал на спутниках, имея дело с обморожениями, травмами, декомпрессией, ожогами термическими, химическими и радиационными, а подчас и с типичными горняцкими болезнями, если поблизости не было терапевта. Приходилось ему принимать и роды, а вот участвовать в бою не приходилось. Здравый смысл говорил: раненых будет немного. Убитых на месте – куда больше. Профессиональный опыт вторил здравому смыслу: космос – совершенный убийца, он не любит недоделанной работы.

Ни одного обзорного экрана. Персонал госпиталя не знал, что происходит вне корабля, и не должен был интересоваться этим. Искусственное тяготение в госпитале поддерживалось и тогда, когда Эрвин отключал его во всех прочих помещениях «Магога». Своим ходом пришел первый раненый – пилот катера с переломом ключицы, – и лишь от него Кристи узнала, что «все идет путем», корабль прорвался сквозь заслон. Пилот ругался на чем свет стоит, зато был в восторге от собственной лихости, отдавая, впрочем, должное лихости командира. Он разнес вражеский эсминец на куски, просто ударив его о «Магог»! Только теперь Кристи стало понятно, что означал прокатившийся по всему астероиду страшный удар и треск. Вскоре санитары доставили троих канониров с обширными ожогами, один из них, пожилой, был явно не жилец, и Кристи, введя ему обезболивающее и внутренне содрогнувшись, не знала, что ее лицо – это то, что старый рудокоп, а ныне канонир Иштван по прозвищу Гуляш видит в последний раз чудом уцелевшими глазами. Ударов больше не чувствовалось, бой кончился, и тогда до госпиталя – кто сам, а кто с помощью – дотащилось еще десятка полтора ушибленных и поломанных при внезапных ударах о стены. Гравитационное оружие Эрвина било по врагу, но в конусе его действия доставалось и своим. Один был с черепно-мозговой, выживет, нет ли – неизвестно.