Рождение Империи. Преемник магистра - Алексей Балахнин

Долгий дом конунга был похож на все островные. Только размером был в два раза больше обычных. И неудивительно. Именно в нем проводились ежегодные тинги[27], на которых собирались все ярлы и тенги[28] северных островов. Сейчас же убранство Долгого дома было скромным, даже по сравнению с домом ярла Торда. Никаких трофеев и дорогой посуды. Все просто и обыденно. Только деревянные щиты в темно-зеленых цветах клана Гринольв напоминали о том, что это жилище выбранного правителя северян. Олаф как раз рассматривал их, пока его воины с чавканьем ели и пили вдоволь.

Когда их разведотряд сопровождал вооруженный конвой, оказалось, что и все, кто остался на берегу у драккара, также уже направляются к поселению конунга. Воины Волков спросили лишь их имена, и затем разоружили всех. Люди Олафа, по приказу своего вождя, не сопротивлялись, и если говорить честно, то и не могли. После плавания ни у кого не было сил. Их отвели в поселение, которое, как и Долгий дом, было самым большим на северных островах. Рабов отправили в загон для скота и поставили охрану, остальных же провели окольными путями в здание около Долгого дома и оставили в небольшой комнате без окон, которая так некстати напоминала камеру для заключенных. Олаф мог поспорить, что за дверью стоит пара вооруженных людей конунга.

Не на такой прием он рассчитывал, оттого стоял и хмурил брови. Их встретили как врагов, даже несмотря на то, что они представились, а некоторых из них узнали. Мысль, которая не давала покоя уже несколько дней, обретала плоть. Молодой вождь догадывался, что ярл Торд, скорее всего, опередит его и прибудет к конунгу со своей правдой… Тяжелые мысли ярла прервал скрип открывающейся двери. На пороге появился сам конунг Вагни. Его огромная фигура почти полностью перекрыла дверной проем, а цепкий взгляд внимательно оглядел гостей. Коротко кивнув Гудреду, Вагни обратился к Олафу:

– Зайдете через черный ход. Поешьте, попейте, а там и поговорим.

С этими словами конунг вышел, пройдя через дверной проем боком.

И вот теперь молодой вождь, перекусив немного, чтобы не обидеть хозяина (кусок в горло не лез, несмотря на голодовку в плавании), смотрел на конунга и удивлялся. С последнего раза, когда он видел Вагни, у того прибавилось седины в висках и аккуратной бороде, но вот стати точно не убавилось. Он был высок и широкоплеч, с небольшим животом, который слегка выдавал его достаток, но при этом не мешал сражаться, если понадобится. Глаза смотрели все так же цепко и внимательно. Он, словно дремлющий медведь, наблюдал за гостями из-под полузакрытых век, временами попивая эль из большого деревянного кубка.

Рядом сидела его дочь Ингрид. Воистину валькирия. Она унаследовала у отца его рост, светлые как пшеница волосы и физическую мощь, насколько это было возможно женщине. Ее взгляд выражал неприязнь, когда она смотрела, как воины Олафа накидывались на новые блюда, оказывающиеся на столе. Сам же молодой ярл удостоился любопытного, долгого взора. Они молча буравили друг друга взглядами, наконец Олаф не выдержал и улыбнулся. Ингрид отвернулась и больше не пыталась играть с молодым вождем в гляделки.

Еще один важный гость за столом – глава всех друидов и волхвов севера Сигфус. Этот уже преклонных лет старик был советником конунга и часто присутствовал на тингах, а каждые девять лет он был главным готи. На горе Упсала, что располагалась в центре острова, происходило собрание жрецов и северян. Девять дней шли празднества, а под конец приносились жертвы – восемь самцов разных животных, а девятым был выбранный жребием северянин. Главный готи перерезал им горло, наполнял их кровью чаши и затем, обмакнув в нее березовые прутья, окроплял присутствующих.

Сейчас же Сигфус сидел, довольно щурясь, словно сытый кот, дремлющий на солнце, и поглядывал по сторонам. Олаф иногда замечал мимолетную улыбку в его длинной, до пупа, седой бороде. Чуть позже молодой ярл будет приглашен к советнику конунга Вагни на беседу с глазу на глаз и будет подробный допрос о случившемся на острове Вебьернов. Друид расспрашивал и о темных тварях, напавших на деревню несколько лет назад, и о некроманте, которого он назовет темным магом, и о положении дел сейчас. Его сильно интересовала магия, которую использовал темный, и ее последствия. Разговор был окончен обещанием Сигфуса посетить родину Олафа, чтобы воочию увидеть трупы некогда оживших мертвецов. А сейчас Сигфус молчал, лишь иногда нашептывая что-то конунгу.

Вагни, заметив, что Олаф больше не притрагивается к еде, поманил его жестом на разговор. Он встал из-за стола, и его примеру последовали Ингрид и Сигфус. Олаф кивнул Гудреду, и все пятеро уединились в личной комнате конунга, служащей для приватных разговоров. Вагни сел в огромное деревянное кресло, рядом устроилась на более скромном стуле его дочь, гости были усажены за небольшой стол напротив правителя северян. Лишь старик присел в уголке на лавку, словно разговор его мало интересовал. Личные покои конунга изобиловали шкурами убитых животных и оружием на стенах, но Олаф и не думал крутить головой, чтобы рассмотреть убранство комнаты; он пристально смотрел конунгу в глаза, ожидая разрешения.

– Мне стоило бы извиниться за столь непочтительный прием гостей, но на то у меня есть причины, – начал разговор Вагни, наблюдая за реакцией Олафа, на лице которого не дрогнул ни один мускул.

– Я прознал о ваших дрязгах с ярлом Тордом. Он, собственно, сам все и преподнес, красноречиво описав происшедшее в набеге, но спешить и верить ему на слово я пока не стал. Я знал твоего отца Лодмунда, я знаю Гудреда, и потому я должен услышать вашу правду, прежде чем делать выводы. Говори, сын своего отца, и не смей посрамить его память ложью.

Глаза конунга блеснули холодом, красноречивее слов говоря, как он относится к лжецам. Молодой вождь снова не дрогнул, лишь заиграли желваки на его лице, и тогда Олаф рассказал все, что произошло с ним и его людьми, начиная с возвращения на родной остров. Говорил коротко и точно, не упуская ни одной детали, а Вагни слушал не перебивая, лишь иногда кивая своим мыслям. Сигфус поначалу ерзал на своей скамейке, а потом и вовсе стал плести очередную косичку на бороде, демонстрируя свое полное безразличие к разговору. Лишь Ингрид не скрывала эмоции и хмурила брови, а когда Олаф дошел до описания того, как на них напали берсерки Хрута, воительница сжала рукоять своего меча так, что послышался еле слышный скрип, а костяшки на ее пальцах побелели. Наконец Олаф закончил свой рассказ и смог перевести дух; он мельком взглянул на старого друга, который коротко кивнул в знак поддержки всех его слов.

– Гудред, есть что добавить? – спросил конунг.

– Нет. Ярл Олаф рассказал все более точно, чем смог бы я, с моим уже стареющим разумом. – На лице воина скользнула легкая улыбка.

Повисла пауза. Вагни смотрел на гостей, в раздумьях почесывая короткую бороду. Сигфус подобрался на своем месте и, как и Ингрид, напряженно всматривался в лицо конунга.

– Я обдумал все, что ты рассказал мне, сын Лодмунда. И я обещаю тебе справедливый суд на скором тинге.