Шелепин - Леонид Млечин

Но все-таки Никита Сергеевич понимал, что одними запретами делу не поможешь:

– Надо построить более широкую телевизионную сеть. Надо занять людей разумной пищей, и тогда люди не будут этого делать. В городах надо перевести радиотрансляцию через сеть. Я не знаю, может быть, налог увеличить на индивидуальное использование радиоприемников, а за репродукторы – меньше брать.

– На средних и длинных волнах они меньше поймают, – уверенно сказал Косыгин.

– Одним словом, – заключил Хрущев, – надо организовать более разумное наступление на противника и не давать ему возможностей с нашей стороны, не облегчать ему возможности вести пропаганду по радио на нашу страну.

– Не подставлять бока, – вставил слово Суслов.

Но Хрущев уже успокоился:

– Будут некоторые слушать, пусть слушают. Я помню, во время войны, бывало, Гречуха, делать нечего ему, так «вин все знал, что нимцы кажуть» на украинском языке. Он так и пропадал у радио. Все знали эту слабость.

В последние месяцы своего правления Хрущев понял, что повернул не туда. Стал требовать, чтобы колхозами перестали командовать, говорил, что сельское хозяйство надо интенсифицировать, что нужны комплексная механизация, мелиорация и химизация сельского хозяйства.

Николай Луньков, который был послом в Норвегии, вспоминает визит Хрущева в Осло. Во время прогулки Хрущев, его зять, главный редактор «Известий» Аджубей, и главный редактор «Правды» Сатюков ушли вперед. Министр иностранных дел Громыко сказал послу Лунькову:

– Вы поравняйтесь с Никитой Сергеевичем и побудьте рядом на случай, если возникнут какие-либо чисто норвежские вопросы.

8 тот момент, когда Луньков приблизился, Хрущев оживленно говорил Аджубею и Сатюкову:

– Слушайте, как вы думаете, что если у нас создать две партии – рабочую и крестьянскую?

При этом он оглянулся и выразительно посмотрел на Лунькова. Тот понял, что надо отойти. Луньков присоединился к министру иностранных дел и на ухо пересказал Громыко услышанное. Министр осторожно заметил:

– Да, это интересно. Но ты об этом никому не говори.

9 января 1964 года на президиуме ЦК обсуждали вопрос о пенсионном обеспечении и других видах социального страхования колхозников. Через полгода это, наконец, реализовалось в форме закона.

15 июля 1964 года Верховный Совет принял закон о пенсиях и пособиях колхозникам. Впервые в колхозной деревне появилась система социального обеспечения крестьян. Сталин-то считал, что колхозникам пенсии ни к чему. Мужчины получали пенсию в шестьдесят пять лет, женщины в шестьдесят. Хрущев ввел пенсии по инвалидности и в связи со смертью кормильца, пособия для беременных женщин.

Услышать благодарность за пенсии Хрущеву не довелось. Через несколько месяцев его самого отправили на пенсию…

Ни к кому Хрущев не относился с таким доверием и никого не поднимал так быстро, как Шелепина. Первый секретарь доверял Александру Николаевичу, ценил его деловые качества, поручал ему самые важные дела, в частности, партийные кадры и контроль над аппаратом.

– Хрущеву нравились его требовательность, ум. Шелепин не выскакивал, держался скромно, на вторых ролях, – рассказывал Леонид Замятин.

Многие историки считают, что именно Шелепин был главным организатором акции по смещению Хрущева. Вчерашние комсомольцы, решительные и напористые, больше других были заинтересованы в том, чтобы в высшем эшелоне власти образовались вакансии. Они рвались на первые роли…

Дочь Хрущева, Рада Никитична Аджубей, в интервью рассказывала:

– Что касается группы, условно говоря, молодых, во главе которой стоял Шелепин и к которой, если хотите, принадлежал и мой муж, это было некоторое потрясение. У меня было такое убеждение, и я до сих пор в этом убеждена, что Хрущев как раз делал ставку на Шелепина. Он говорил в последнее время, сам говорил, что пора уходить, мы уже старые, надо освободить дорогу молодым. И я так думаю, что главная его ставка была как раз на Шелепина.

Александр Николаевич позднее рассказывал, что инициаторами смещения Хрущева были Подгорный и Брежнев. Они как члены президиума ЦК вели переговоры с другими руководителями партии. Пригласили и его для решающего разговора.

– Ты видишь, какая обстановка сложилась? – сказал Брежнев Шелепину.

Леонид Ильич перечислил: экономика идет вниз, впервые закупили хлеб за границей – это после освоения целинных земель. А Хрущев полгода в разъездах, а без него вопросы не решаются, с членами президиума не советуется.

Брежнев спросил:

– Как ты считаешь, не пора изменить эту ситуацию?

Шелепин ответил:

– Я согласен.

Правильно было бы сказать, что против Хрущева выступили две влиятельные группы.

С одной стороны, члены президиума ЦК Брежнев, Подгорный, Полянский, которым сильно доставалось от Хрущева. Они устали от постоянного напряжения, в котором он их держал.

С другой – выходцы из комсомола, объединившиеся вокруг Шелепина и Семичастного. Без председателя КГБ Семичастного выступление против первого секретаря ЦК в принципе было невозможно. А на Александра Николаевича ориентировалось целое поколение молодых партработников, прошедших школу комсомола.

Но разговоры в высшем эшелоне власти Шелепин с Семичастным вести не могли: не вышли ни возрастом, ни чином. Семичастный вообще был только кандидатом в члены ЦК. С хозяевами республик и областей беседовали в основном Брежнев и Подгорный, старшее поколение политиков. Однако с министром обороны маршалом Малиновским несколько раз беседовал именно Шелепин. Родион Яковлевич сказал, что армия в решении внутриполитических вопросов участия принимать не станет, то есть не придет защищать Никиту Сергеевича. А накануне решающих событий окончательно подтвердил, что выступит против Хрущева вместе со всеми.

Никита Сергеевич был человеком фантастической энергии, огромных и нереализованных возможностей. Но отсутствие образования часто толкало его к неразумным и бессмысленным новациям, над которыми потешалась вся страна.

А с другой стороны, окружение Хрущева не одобряло его либеральных акций, критики Сталина, покровительства Солженицыну и Твардовскому, попыток найти общий язык с Западом, сократить армию и военное производство.

В августе 1963 года отдыхавший в Пицунде Хрущев пригласил к себе Твардовского. Александру Трифоновичу позвонил помощник первого секретаря по идеологии Владимир Семенович Лебедев:

– Так вот я докладывал Никите Сергеевичу. Тот спрашивает: «А он отдыхал в этом году? А то, может быть, мы бы здесь и встретились?..»

В Пицунде Хрущев принял видных советских писателей. После обеда попросил Твардовского прочитать поэму «Теркин на том свете». Много лет Александр Трифонович пытался ее напечатать – не разрешали!

«Чтение было хорошее, – записал в дневнике Твардовский, – Никита Сергеевич почти все время улыбался, иногда даже смеялся тихо, по-стариковски (этот смех у него я знаю – очень приятный, простодушный и даже чем-то трогательный). В середине чтения примерно я попросил разрешения сделать две затяжки…