Где будет труп - Дороти Ли Сэйерс

Вдруг его осенила совершенно новая идея. Сколько ни обсуждали это преступление, всегда подразумевалось, что Алексис пришел к Утюгу по дороге, ведущей вдоль берега. Но есть ли тому доказательства? До сих пор ему не пришло в голову поинтересоваться. Почему тем всадником не мог быть Алексис?

Так становилось понятно, почему кобылу слышали в полдень, но зато другие вопросы щетинились, как шипы в розарии. Когда он взял лошадь? Люди видели, как он шел от полустанка «Дарли» в направлении Лесстон-Хоу. А если он потом вернулся, забрал кобылу с поля и поехал верхом? А если нет — кто ее ему передал и где? И опять — как она попала домой?

Уимзи решил разыскать инспектора Ампелти и задать эти вопросы ему.

Инспектор уже собирался спать и был неприветлив, но, услышав свежие новости, оживился.

— Да Поллоки и Моггериджи — самые отпетые плуты на свете, — заметил он. — Если было убийство, к гадалке не ходи — без них не обошлось. А о том, как Алексис туда добрался, и думать нечего. Мы нашли шестерых свидетелей, которые видели его в разных местах дороги между 10.15 и 11.45. Если только там не гулял еще один тип с черной бородой, можно считать доказанным, что он шел по дороге, и никак иначе.

— Среди свидетелей есть те, кто был с ним лично знаком?

— Нет, нету, — признал инспектор. — Но вряд ли там в это время гуляли два бородатых молодых человека в синих костюмах. Разве только кто-то специально переоделся Алексисом, а зачем это может быть надо? Я к тому, что есть только две причины притворяться Алексисом: создать впечатление, будто он был в это время в этом месте, когда на самом деле он был в другом, или будто он был жив, когда на самом деле его уже убили. Мы знаем наверняка, что он в этом месте был, значит, первое отметаем. Мы также знаем, что он был убит в два часа, а не раньше, значит, отметаем и второе. Разве что, — медленно проговорил инспектор, — настоящий Алексис между 10.15 и двумя часами занимался какими-то темными делами, а этот другой парень обеспечивал ему алиби. Об этом я не подумал.

— При условии, что убит действительно Алексис, — сказал Уимзи. — Лица-то у него не было, пришлось полагаться на одежду и на фотографии.

— Ну, во всяком случае, борода у убитого была настоящая, — сказал инспектор. — Да и кого, по-вашему, Алексис мог хотеть убить?

— Большевиков, — беспечно предположил Уимзи. — Он мог прийти на встречу с большевиком, который пытался его убить, и убить самого большевика.

— Мог-то он мог, только проще от этого не становится. Кто бы ни был убийцей, ему надо было уйти с Утюга. А как бы он сумел поменяться с жертвой одеждой? У него не было времени.

— После убийства, конечно, не было.

— Тогда о чем вы вообще? Это только усложняет дело. Мне вот больше нравится ваша идея, что кобылу увел какой-нибудь озорной мальчишка, чтобы покататься. Ей ничего не противоречит, кроме того кольца в скале, а оно, очень может быть, было вбито вовсе для другой цели. Так мы убираем кобылу насовсем, и все становится гораздо проще. Мы можем сказать, что Алексис либо покончил с собой, либо был убит кем-то пока нам неизвестным, и этот кто-то просто пришел по берегу на своих двоих. Не важно, что эти Поллоки его не видели. Он мог прятаться под скалой, как вы и сказали. Но кто он — вот проблема. Это не Уэлдон, это не Шик и не Перкинс. Но и кроме них на свете есть люди.

Уимзи кивнул.

— Похоже, с этим делом я не справился, — сказал Уимзи. — Это угнетает.

— Досадно, — согласился Ампелти, — но не унывайте. Мы всего две недели над ним бьемся, а что такое две недели? Терпение, милорд. Дождитесь, когда придет расшифровка того письма. Может, оно все и объяснит.

Понятен ли мне тайный смысл, не знаю,

Но если да, он кроется в потоках

Журчания твоей обильной речи,

Темней вечерней тени над ручьем.

Фрагмент[189]

Пятница, 3 июля

Письмо от Чурбана из министерства иностранных дел пришло только в пятницу и принесло разочарование. Оно гласило:

Дорогой Буравчик!

Получил твою цидулю. Старик Бунго разгребает кавардак в Китае, переслал ему бумагу согласно указаниям. Он, скорее всего, засел где-нибудь в глуши, но, думаю, получит письмо не позже чем через месяц. Как дела? Рысака видел на прошлой неделе в «Карлтоне»[190]. Он, похоже, разругался со своим стариком, но держится. Помнишь дело Ньютона — Карберри? Оно улажено, и Шлеп отбыл на континент. Салют!

Всегда твой

Чурбан

— Идиот! — рассердился Уимзи. Он швырнул письмо в корзину, надел шляпу и отправился к миссис Лефранк. Там он нашел Гарриет, корпящую над шифром, впрочем, по ее словам, совершенно безрезультатно.

— Не думаю, что из возни с помеченными словами выйдет хоть какой-то толк, — сказал Уимзи. — И Бунго нас подвел. Давайте-ка раскинем нашими собственными гениальными мозгами. Вот смотрите. Для начала такой вопрос: что в этом письме и почему его не сожгли с остальными?

— Да, странно, если подумать.

— Очень странно. Письмо пришло во вторник утром. В среду Алексис оплатил все счета, а ночью сжег бумаги. В четверг утром вышел из дому и сел на поезд. Разве нельзя предположить, что в письме содержались указания проделать все это?

— Похоже на то.

— Еще как. Это значит, что в письме, вероятно, назначалась встреча на Утюге. Чего бы не сжечь его вместе с остальными?

Гарриет обратилась мыслями к миру детективной литературы, в котором довольно хорошо разбиралась.

— У меня в книгах злодей обычно пишет в конце: «Возьмите с собой это письмо». Он так делает, чтобы удостовериться, что оно точно будет уничтожено. Ну а я — чтобы клочок бумаги остался в окоченевшей руке жертвы на радость Роберту Темплтону.

— Именно. Теперь допустим, что наш злодей не понял вашего двуличия. Допустим, он подумал так: «В детективах Гарриет Вэйн и других знаменитых писателей убийца всегда велит жертве принести письмо с собой. Очевидно, так и надо сделать». Это объясняет, как письмо там оказалось.

— Тогда это очень неопытный злодей.

— А почему бы и нет? Вероятно, так и есть — если только тут и впрямь не поработал опытный большевистский агент. Думаю, что в этом письме, ближе к концу, мы найдем слова «Возьмите с собой это письмо», что и объяснит его наличие.

— Понятно. Но почему тогда мы нашли его во внутреннем кармане, а не в руке у жертвы, как полагается?

— Может быть, жертва не знала, что так полагается?