Андрей Белый. Между мифом и судьбой - Моника Львовна Спивак

складывает гимн во славу альтернативной эвритмии и одновременно — во славу русской духовности:

Люби нас и когда мы совсем грязны, с паразитами и без возможности медитировать и «эвритмизировать», — люби нас в нашем забвении, когда мы передали другим наш свет; да, люби нас в нашем ничтожестве так же, как и в полноте!..

Так мы думали в России — когда были покинуты и у нас не было ни жен, ни мужей, ни учителей, ни одежды, ни книг. Христос был с нами, дикими скифами: мы и сейчас — скифы. <…> Не слышно любимой души из дали; слышно только — под снежинками:

— «А А. умер».

— «Б. — умирает…»

— «В. болеет тифом».

— «И Г. расстрелян».

— «И Д. арестован».

Так это было…

Здесь, в забвении, сильно поднимается незабвенный звук: и человек поднимается к Человеку; и мы видели в грязи окрыленных, крылоруких, крылоногих ангелов — не людей — в людях: —

— окрыленных людей мы видели (как собственно ангелов) — не «ангелески», эвритмические арабески, с обязанностью — к репетициям!! — и без обязанности к душе, с которой человек все же связан!!![871]

Если воплощением дорнахской эвритмии была для Белого Ася, пренебрегшая его чувствами, то воплощением альтернативной русской эвритмии стала новая возлюбленная — Клавдия Николаевна Васильева (Бугаева): «<…> в ней явлен мне — „ритмический жест“ судьбы; не — форма; и — не содержанье душевное, а Ритм-Смысл: эвритмия жизни <…>» (Белый — Иванов-Разумник. С. 546). Спустя годы, в письме Иванову-Разумнику от 23 октября 1927 года, Белый продолжил тот же спор, который начал вести еще в Берлине, с жаром доказывая преимущества русской, непрофессиональной эвритмии перед эвритмией дорнахской — и превосходство Клавдии Николаевны перед Асей, которая хоть и не названа в письме по имени, но очевидно подразумевается:

К. Н. — эвритмистка по существу (может быть, не спецка, ибо спецки упражняются по 5 часов в день и в огромных пространствах, а она — урывает 10–15 минут, не каждый день, и на пространстве «кучинской» комнатушки, пользуясь роялем лишь 1–2 раза в неделю); что-то в ее эвритмическом «примитиве» дороже мне всех «ренессансов» технически квалифицированных западных «эвритмисток»; у нее к эвритмии — внутренний дар; и оттого-то в ее преподавании эвритмии (азов) соединяется нечто от внутренних основ самого пути с культурой жеста, с постановкой руки, ноги и т. д. Обеганная стенами нашей жизни, она невозможность разбега в тональной эвритмии, где, например, септима требует саженей, заменяет разбег внутренним жестом; и оттого-то ее внешний жест, ставший, по необходимости, намеком, — мне так выразителен (Белый — Иванов-Разумник. С. 546).

2. «ГРАЖДАНИН ДВУХ МИРОВ»

МИХАИЛ БАУЭР И РУССКИЕ АНТРОПОСОФЫ

Михаил Бауэр (Michael Bauer; 29 октября 1871 — 18 июня 1929), авторитетный антропософ и мистик, был чрезвычайно почитаем и любим русскими штейнерианцами:

Михаил Бауэр, сын, кажется, крестьянина из-под Нюренберга, сам нюренбержец, много лет занимавшийся педагогической деятельностью до встречи с доктором; и одновременно: до этой встречи глубоко изучивший мистиков (Беме, Экхарта, Ангела Силезского и др.) во всех смыслах: в смысле внешнего знания и в смысле внутреннего владения темами их; любитель естествознания, ботаник и «цветовод», философ, обладающий крепкой логической головою и самостоятельным подходом к философским темам, человек, глубоко чувствующий поэзию, «стиль», и всю жизнь волнующийся темами и классической, и новой художественной литературы, этот человек, будь он и «не ученик» доктора, был бы редчайшим прекраснейшим явлением культуры в ее высшем многострунном смысле, —

писал о нем Андрей Белый (ВШ. С. 382).

Он происходил из крестьянской семьи; отсюда, вероятно, его привязанность к земле, объективность и любовь к чувственно воспринимаемому, что в соединении с глубиной духовных переживаний составляло своеобразие этой натуры[872], —

вторила Белому Маргарита Волошина (Сабашникова).

Михаил Бауэр родился в Баварии, в селе Гёссерсдорф (Gössersdorf). После окончания школы три года учился в Бамберге, чтобы получить профессию учителя. В 1893‐м поступил в Мюнхенский университет, где изучал философию и естествознание. Однако курс не закончил по причинам материального и личного свойства: после смерти двоюродного брата в 1896 году Бауэр женился на его медиумически одаренной вдове Матильде и должен был содержать семью (в 1914‐м они развелись). В 1900 году он поселился в Нюрнберге, где учительствовал и где всерьез увлекся теософией. После знакомства с Р. Штейнером (1903, Веймар) Бауэр стал его ближайшим соратником и духовным учеником. В 1904 году он основал Нюрнбергскую теософскую ложу имени Альбрехта Дюрера (Albrecht-Dürer-Loge), а в 1913‐м вместе со Штейнером из Теософского общества вышел, чтобы организовать Антропософское общество. Вплоть до 1921‐го он (вместе с М. Я. Сиверс, секретарем и женой Р. Штейнера, и К. Унгером) входил в Совет Антропософского общества, высший управляющий орган.

Важным моментом в его биографии стало знакомство с поэтом и антропософом, другом Р. Штейнера Христианом Моргенштерном (1871–1914): они сблизились в 1913 году, в Портофино (Италия), где оба лечились от болезни легких. После смерти Христиана Моргенштерна Бауэр жил вместе с его вдовой Маргаретой Моргенштерн (урожд. Гозебрух фон Лихтенштерн; 1879–1968), сначала в Швейцарии, в Дорнахе — Арлесгейме (1915–1917), потом — в Германии, с 1919-го — в маленьком баварском городке Брейтбрунне-на-Аммерзее (Breitbrunn am Ammersee). Вместе они разбирали архив Моргенштерна, Маргарета готовила к печати произведения покойного мужа, а Бауэр работал над монографией о нем. «Благодаря своей книге о Христиане Моргенштерне[873], воспоминаниям Фридриха Риттельмейера о нем самом[874] и биографии „Михаил Бауэр, гражданин двух миров“, написанной Маргарет Моргенштерн[875], он получил широкую известность»[876].

* * *

М. В. Волошина познакомилась с Бауэром летом 1908‐го в Нюрнберге[877], Андрей Белый — в конце 1913‐го в Мюнхене[878]. Примерно в то же время, что и Белый, — Т. Г. Трапезников, А. С. Петровский[879], и уже позже, во второй половине 1920‐х, — М. А. Чехов, вспоминавший, как «не один раз приезжал <…> из Берлина» в его «радушный дом и живал в нем неделями»:

Когда я впервые пришел в этот дом, Бауэр встретил меня как близкого, родного человека. <…> Бауэр никогда не отказывал мне в беседах и охотно отвечал на мои многочисленные вопросы[880].

Тесное сближение Бауэра с русскими антропософами произошло в Дорнахе — Арлесгейме, куда он вместе с Маргаретой Моргенштерн приехал в начале 1915-го.

<…> появляется к этому времени в Дорнахе и Михаил Бауэр, ближайший ученик доктора, очень замечательный антропософ, один из 3‐х глав нашего Общества; он болен туберкулезом; за