Шура. Париж 1924 – 1926 - Нермин Безмен

Гайто стоял, а снег падал на его лицо и его волосы, превращая мужчину в героя, сошедшего с полотна русских художников.

– Я просто благодарю старого друга, – сказал он, не отпуская руку Шуры.

– Но меня ведь не за что благодарить.

– Ты ошибаешься. Ты так тепло встретила меня в тот день на вокзале… А сегодня пригласила отпраздновать с вами Рождество… Это очень важно для меня. Спасибо!

Шура почувствовала, как порозовели ее щеки.

– Тебе спасибо. Надеюсь, мы еще увидимся.

– И я. Давай заходи, не то замерзнешь.

Шуры улыбнулась и направилась к зданию. Почти дойдя до входной двери IRFE, она повернулась и воскликнула:

– С Рождеством, Гайто!

– С Рождеством, Александра Верженская! – с энтузиазмом помахав рукой, ответил он.

И вновь, пообещав однажды встретиться, они не обменялись ни адресами, ни номерами телефонов. У Шуры не было возможности подумать над этой странной ситуацией. Когда она вошла в IRFE, модный дом был охвачен суетой надвигавшихся праздников. Все с предвкушением ждали 7 января – модели весело расхаживали по комнатам, шелестели юбки, гладились ткани. Юсуповы решили закрыть IRFE на несколько дней, и все с радостью предвкушали выходные дни.

Элегантные новогодние украшения, которые княгиня Ирина сделала лично в середине декабря, уже создавали в помещении теплую, гостеприимную и праздничную атмосферу.

Князь Юсупов тем временем открыл филиал IRFE в курортном городе Ле-Туке. Его управляющей стала Антонина Рафаиловна Нестеровская – бывшая балерина и жена князя императорской крови Гавриила Константиновича. Вскоре после этого открылся лондонский филиал на Беркли-стрит, которым управляла изысканная англичанка – миссис Энсил. За ним последовал филиал в Берлине, в доме Радзивиллов на Паризерплатц.

Влияние модного дома дало князю Юсупову возможность продемонстрировать свой изысканный вкус и художественный талант в различных сферах. К примеру, сотрудничая с бельгийским бароном Эдмондом де Зюиланом, Феликс открыл магазин фарфора на улице Ришенпас – соседней с Дюфо, где располагался IRFE. Он также принял участие в оформлении трех парижских ресторанов: «Ла-Мезонетт» госпожи Токаревой на улице Монт-Табор, «Лидо» с фресками на сюжеты венецианского карнавала работы Шухаева на той же улице и «Мон-репо» на авеню Виктора Гюго, спроектированного в русском крестьянском стиле.

Одежда, выпускаемая IRFE, также менялась и совершенствовалась – модели становились более элегантными, и даже повседневные или спортивные варианты отличались особой женственностью и привлекательностью. В тканях, разрезах, деталях швов, вышивках, легких шалях, ниспадавших с плеч, а также в асимметричной юбке, характерной для покроя IRFE, скрывались аристократизм, благородство и очарование. Платья из шелка, шифона, муслина, атласа, крепа, черного кружева, бархата, чистой шерсти или тонкого льна, сшитые с удивительным умением, менялись от сезона к сезону – к ним предлагались то бархатные или парчовые накидки, то теплые меховые вставки.

1926 год стал особенным для четы Юсуповых, ведь именно тогда они выпускают собственную линию парфюма, состоящую из четырех ароматов – Blonde, Brunette, Titiane и Grey Silver, для блондинок, брюнеток, рыжих и дам с седыми волосами. Все ароматы включали в себя сильную восточную ноту, а к оформлению бутылочек приложила руку сама Маргарита Греческая. Пока что презентации проводились в стенах IRFE, однако все с нетерпением ждали массового запуска парфюмерной коллекции, и дом номер десять бурлил в радостном предвкушении.

Шура тем временем ждала, когда будут готовы ее платья, и рассматривала только что законченные Маревной – художницей Марией Брониславовной Воробьевой-Стебельской – расшитые платки, ремни и сумочки.

– Какие они все восхитительные! – говорила Шура. – Один другого красивее, какая ты молодец!

История Маревны, как и многих работниц модного дома, начавшись, как сказка, обернулась горечью и печалью.

Мария Брониславовна Воробьева-Стебельская родилась в 1892 году в одной из деревень Чебоксарского уезда Казанской губернии. Учиться живописи она начала в Тифлисе, куда перевели ее отца, а затем, в 1910 году, продолжила образование в Строгановском училище. Спустя год на Капри она познакомилась с Максимом Горьким, который и назвал ее Маревной в честь девы-богатырши Марьи Моревны.

Переехав в Париж в 1912 году, она сразу же стала частью художественной коммуны La Ruche – «Улей» и открыла свою первую выставку в том же году в Тюильри. В 1915 году она познакомилась с мексиканским художником Диего Риверой, и в 1919 году у них родилась дочь Марика. Самой сложной частью их отношений стало то, что Диего никак не мог сделать выбор между своей женой Ангелиной Беловой и Маревной.

Ангелина Петровна Белова тоже была русской художницей. С Диего Риверой они познакомились в 1909 году в Брюсселе, где Ривера занимался живописью, и в 1911 году сыграли свадьбу в Париже. В 1915 году у пары родился сын, который умер, прожив чуть больше года. Художница, влачившая бедную, полную боли и лишений жизнь, пыталась сохранить свой брак, несмотря на измену мужа.

Маревна, благодаря тесной связи с коммуной «Улей» и Пабло Пикассо в частности, а также роману с Диего Риверой, начинает пробовать себя в кубизме и впоследствии станет одной из наиболее известных художниц этого жанра. Отношения с Диего давались ей непросто: Маревна испытывала финансовые трудности, а возлюбленный не оплачивал ее больничные счета после рождения дочери и, более того, возобновил общение с Ангелиной Беловой.

В 1921 году Диего вернулся в Мексику и оставил Маревну в Париже, так и не узаконив их союз. Более того, он не развелся с Ангелиной Беловой и не сдержал своего обещания помогать обеим женщинам.

Маревна пыталась и прославиться как художница, и поставить на ноги дочь. Картины пока что не приносили ей необходимый доход, и поэтому женщина решила применить свой талант в вышивке и росписи тканей. Свою первая работу – вышитую сумочку – она предлагала всем модным домам Парижа, пока наконец на нее не обратили внимание в IRFE. Княгиня Ирина Юсупова увидела в цветочных узорах Маревны неповторимую красоту и легкость и