Лаций. В поисках Человека - Ромен Люказо

Столкновение не сводилось к механическому удару. Происходило взаимопроникновение двух миров, разделенных и несовместимых, шла смертельная борьба двух огромных живых существ за одно пространство. Структурная целостность каждого Корабля зависела не только от поддерживающих балок из углеволокна или от корпуса из никель-молибден-рениума, но и от сверхъестественной силы манипуляторов силы тяжести. Эти манипуляторы, рассеянные по всему огромному металлическому комплексу, в нормальное время уравновешивали титаническую силу тяги, задаваемую двигателями. Они определяли верх и низ, позволяя целому миру развиваться внутри Корабля.

Вражеское судно – яйцевидный Корабль из стали десяти тысяч метров в диаметре и длиной в семьдесят километров, мчавшийся со скоростью многих сотен километров в секунду, погружался в «Транзиторию», пробивал себе путь единственной силой – чудовищным давлением носа – и все-таки у деймонов еще получалось делать так, чтобы он соскальзывал, сводя к минимуму удар по всему Кораблю, ловко перемещая сплавные плиты и аккуратно пересобирая на расстоянии целые грани конструкции. Из-за нагрева, вызванного трением движущихся масс, все, что прикасалось к корме противника, мгновенно обращалось в пар, и с каждой секундой требовались тысячи мелких исправлений, чтобы отдалить катастрофическое разрушение, на которое надеялся Лакий.

Благодаря этой ювелирной работе вражеское судно замедляло ход. Отказали его собственные манипуляторы силы тяжести. Когда стало нечем ее компенсировать, внешняя сила обернулась против нападающего, который начал давить самого себя: его моторы по-прежнему толкали корму, а застрявший в «Транзитории» нос, который поддерживали в равновесии с помощью тысячи узелков искусственной гравитации, оставался неподвижным.

Потом и корпус противника перестал двигаться. По всей видимости, Лакий заснул вечным сном, и функции его Корабля понемногу угасали. Новое тело с искаженными формами, разнородная химера, окруженная плотной тучей обломков, на полной скорости понеслась в атмосферу безымянной планеты. Все это не продлилось и двух минут.

Однако Отон не почувствовал облегчения. Что-то здесь было не так. Лакий мог бы еще сильнее запустить двигатели сближения. И тогда проконсул наконец признал очевидное – возможно, слишком поздно. Он проклял себя тысячу раз за медлительность ума. Только сейчас они столкнулись с настоящей опасностью. Отон потянулся сознанием к противнику, поблуждал по тому, что осталось от его системы восприятия, среди выживших эргатов у правого борта. Лишь несколько датчиков пережили столкновение и массивный выброс тепла. Отон их задействовал. Ему требовалось знать. Он получил лишь самые малые и неточные ощущения, мимолетные фрагменты, дрожащие и обесцвеченные – и все же их оказалось достаточно, чтобы получить общую идею. Смертельные аварии, должно быть, множились каскадом внутри корпуса Лакия, поскольку тот изрыгал потоки жесткого излучения. С определенного момента ничто не могло выстоять – и уж точно не когнитивные структуры. И все-таки несколько участков остались нетронутыми. Отон сосредоточился на них.

Территория поиска оставалась огромной. Отон продвигался в темноте на ощупь. Он не мог привлечь себе на помощь слишком большую вычислительную мощность. Но он знал свой Корабль.

В конце концов он нашел следы чьего-то присутствия, не похожие на отпечатки его собственных автоматов – очень слабые следы: передвинутые металлические обломки, подозрительное движение вдалеке или дверь, которую будто кто-то открыл. Отон лихорадочно продолжал искать. Он просмотрел целые километры разбитых коридоров, обшарил отсеки, залитые водой или пораженные излучением. Никто не может спрятаться на его судне! Нет… тут что-то другое. И тут он наконец понял. Это была не его заслуга. Лакий сказал ему это открыто, но Отон, одержимый мыслями о столкновении, его не услышал.

Сознание Отона бесцеремонно ухватило Рутилия, оторвав от его занятий. Помощник долю секунды сопротивлялся. Ваши задачи больше не имеют значения! Подите сюда! Почти паническая тональность его мыслей удивила автомата, который дал себя увлечь за пределы разоренного составного сознания, в физический мир. Они одновременно открыли глаза – в красноватой от аварийных ламп полутьме наоса, полного деймонов, подвешенных к потолку на толстых кабелях для передачи данных. Здесь не было никаких признаков физического разрушения. Столкновение произошло на полпути к корме, в нескольких километрах отсюда. Так близко, так далеко.

И все же теперь, когда его отрезало от непрекращающегося потока коллективных мыслей, Отон чувствовал, что Корабль умирает.

– Эврибиад был прав. Целью этого столкновения было запустить к нам вражеское войско.

– Вторжение? Я могу инвертировать местную силу тяжести…

– Нет, – напряженно ответил Отон. – Нет, друг мой. Мы попали в ловушку.

Рутилий глядел на него растерянно. Отон стукнул кулаком по подлокотнику трона.

– Клянусь Узами! Будь я Лакием, использовал бы существ из плоти – варваров!

Они обменялись взглядами и похолодели от страха. Смерть в результате вирусной болезни. Ноэмы, обращенные друг против друга. Им не нужно было много слов, чтобы разделить друг с другом ужас такой перспективы.

– Вы их обнаружили?

– У меня не получается. Найдите отряд Эврибиада.

Рутилий вернулся к своему онейротрону. Если незваные гости найдут способ запустить программу-убийцу в матрицу Корабля, он пропал. Рутилий не колебался. Его миссией – самим смыслом существования – была защита «Транзитории».

– Передайте мой дружеский привет Аттику, если я его больше не увижу, – выдохнул автомат.

Отон молча кивнул. Рутилий снова воткнул соединительный кабель в разъем у себя на затылке. Потом взгляд автомата затуманился: его душу поглотила душа Корабля.

* * *

Ударная волна едва не застигла стаю врасплох, когда Эврибиад со своими бойцами продвигался вдоль левой стенки огромного горизонтального колодца под вторичным ускорителем частиц.

Сперва тоннель залило водой: черной, горьковато-соленой, переполненной обломками, которая доходила им до середины бедра. Странная сила тяжести, царившая в этих местах, придавала ей гладкий вид, почти без единой морщинки на поверхности. И все же она текла – ледяная, пронизанная такими мощными течениями, что Эврибиаду пришлось уцепиться за ближайшего к нему эпибата, чтобы не упасть. Такое количество воды могло вылиться только из внутреннего моря – того, что наполняло их отсек. «Транзитория» меняла конфигурацию, чтобы выдержать столкновение. Корабль присматривал за ними. Эврибиад улыбнулся этой приятной мысли. Он поднял руку, чтобы объявить о привале. Потом его лицо застыло. Ведь если этот левиафан начал менять внутреннюю структуру…

Быстрым движением, которое повторили пятьдесят его солдат, он кинулся к стене и пристегнулся к страховочному кольцу. Воздух наполнился щелчками карабинов и надсадным кряхтением, с которым моряки затягивали узлы на веревках. Они все поняли. Эврибиад незаметно окинул их взглядом – ему открылось несообразное зрелище собачьих носов, торчащих из-под касок темного металла. Те, кому эти носы принадлежали, уселись на корточках в ряд вдоль стены.