Внутрь они не заглядывали. Бедняга Смоллбон. После хорошей погоды. Этрусская сеть - Майкл Гилберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ты его не понимаешь. Только потому, что не подает виду…
- Подает или не подает, но по-моему, такая апатия - дай Бог, чтобы я ошибался, - напоминает тоску по смерти.
Элизабет, пораженная, уставилась на него.
- Ты это серьезно?
- Конечно. Полагаю, с ним что-то случилось после гибели жены и неродившегося ребенка. Нечто непоправимое. Он как часы, у которых лопнула пружина. Нет, это сравнение не годится. Когда лопнет пружина, часы перестают идти, но с Бруком все иначе. Внешне с ним все нормально, кроме редких приступов амнезии. Но внутри у него что-то умерло.
- Не умерло, - сказала Элизабет. - Только застыло. Со временем оттает.
- Дай Бог, чтобы ты была права. - Сэр Джеральд выпил коктейль и подал стакан дочери, которая налила ему снова. Потом они надолго дружно погрузились в молчание.
- У него новый адвокат, - но это ты уже знаешь, да? Я встретился с ним в тюрьме и мы пошли к Бруку вместе.
- Что ты о нем думаешь?
Сэр Джеральд рассмеялся.
- Оригинал. Почти все время, что мы там были, они с Бруком беседовали о музыке.
- О музыке?
- Спорили, звучит один пассаж в какой-то сонате Бетховена «да-ди-ди-да» или «да-да-ди-да».
Элизабет заметила:
- Ну, он хотя бы отвлекся.
- Риккасоли, кажется, не глуп. Он сделал то, что никому не пришло в голову, хотя непонятно, почему. Он сходил к врачу.
- Какому врачу?
- К тому, которого старик Зеччи должен был посетить в тот самый вечер, когда произошло несчастье, ты разве не помнишь? Он хотел выйти оттуда черным ходом и встретиться с Бруком.
- И он это сделал?
- Не сделал, - сказал сэр Джеральд. - Не сделал, потому что до врача вообще не дошел.
* * *
В час дня доктор Риккасоли распахнул двери кафе на Виа Торта и заглянул внутрь.
Внутри не было никого, кроме Марии, которая читала газету у стойки. На правом виске белел широкий пластырь и вся она казалась бледнее и вялее, чем обычно. Не подняла головы, когда вошел Риккасоли, и тому пришлось кашлянуть, чтобы обратить на себя внимание.
- Что вам?
- Я имею честь беседовать с синьоритой Марией Кальцалетто?
- Имеете. Но если вы из газеты, то я уже рассказала все, что знала.
Риккасоли придвинул к ней по оцинкованной стойке визитку. Мария взглянула на неё с деланным равнодушием.
- Надо же, адвокат. Что вам угодно?
- Прежде всего «чинзано» с водой и кусочком льда.
Мария достала бутылку, налила в стакан и добавила льда из морозильника под стойкой. Риккасоли, опершись на стойку, наблюдал за ней. Потом достал что-то из кошелька. Глаза Марии расширились при виде розовой банкноты в десять тысяч лир.
- К сожалению, у меня нет сдачи.
- Не беспокойтесь, - шепнул Риккасоли.
- Спа-спасибо. - Она отвела глаза.
Риккасоли загадочно улыбнулся. Достав из кармана ещё одну визитку, перевернул её и тонким золотым пером написал на обороте: - «Если не можете говорить здесь, найдете меня по этому адресу в любой день в шесть часов вечера.»
Когда он допил и вышел на улицу, портьеры раздвинулись и появился здоровяк.
- В чем дело? Кто это был? - спросил он.
- Какой-то адвокат. - Она показала ему первую визитку Риккасоли. Вторая уже исчезла. Банкнота тоже.
- Чего он хотел?
- Чинзано.
- Зачем такой шишке заходить выпить в такую дыру? И почему он тебе дал визитку?
- Может быть, ищет клиентов.
- Или ты лжешь, - заметил здоровяк.
- А что мне с этого?
Здоровяк задумчиво взглянул на нее. Что-то в её тоне ему не понравилось.
- Ты что задумала?
- Не делайте из мухи слона, - сказала Мария.
- Ну, смотри, - здоровяк, опершись поудобнее на стойку, наклонился к ней. - Потому что если ты вдруг сделаешь какую-то глупость, мне доставит большое удовольствие проучит тебя так, что до самой смерти не забудешь. До самой смерти.
* * *
Солнце палило немилосердно, когда доктор Риккасоли направился по Виа дель Мальконтенти к мосту Сан-Никколо, на котором новая элегантная баллюстрада уже сменила прежнюю, снесенную наводнением, перешел его и пересек тихую тенистую Виале Микельанжело, где стоял дом Брука, там он постоял несколько минут, прищурив глаза и покачиваясь на каблуках. Потом вдруг решился и вместо дома Брука вошел к его соседям.
Толстый сенбернар обнюхал его штаны. Риккасоли нервно улыбнулся ему и нажал кнопку звонка.
- Синьора Колли?
- Да. Бенито, лежать! Не беспокойтесь, он не тронет.
- Разумеется, - сказал Риккасоли. - Похоже он очень дружелюбен. - Достав визитку, подал синьоре Колли. - Позвольте представиться. Друзья синьора Брука поручили мне его защиту.
- Ах, бедный синьор Брук! О нем всё лгут, всё лгут, он такой добрый, хороший, вежливый человек! Как только кто-то мог подумать, что он способен на такое?
- Я очень рад слышать это от вас, синьора Колли. Сам я, разумеется, разделяю ваше мнение, иначе не взял бы на себя это дело. Но есть одна мелочь, в которой вы мне можете помочь.
- Сделаю все, что в моих силах. Абсолютно все.
- Касается это вашего пса.
- Бенито?
- Да, Бенито. Скажите, у него хороший сон?
Синьора Колли удивленно взглянула на адвоката, потом на Бенито, который издал звук, подобный старческому кашлю. Потом сказала:
- Да, он спит крепко. Как видите, стройным его не назовешь. Хорошо ест и крепко спит.
- И ночью не лает?
- Почти никогда… но подождите, теперь я вспоминаю. В ту ночь, когда случилось несчастье, лаял как ненормальный.
- Я бы хотел кое-что уточнить. Лаял всю ночь?
- Нет, конечно нет. Мы рано ложимся спать, в половине одиннадцатого уже в постели. А он лаял так где-то с час. Потом муж спустился вниз, поговорил с ним и Бенито перестал.
- Значит это происходило между половиной одиннадцатого и половиной двенадцатого?
- Верно. Знаете, хотя в это трудно поверить, но Бенито очень чувствителен. Как вы думаете, мог он почувствовать, что с синьором Бруком что-то случилось?
- У такого пса все возможно, - сказал Риккасоли.
Бенито казался довольным.
* * *
- Мне придется потребовать, чтобы свидетелям обвинения была выделена охрана, - сердито заявил прокурор Риссо.