По волчьему следу. Хроники чеченских войн - Николай Асташкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще раз прокручивая в памяти события жаркого августа 1999 года, вспоминая настроение людей, участвовавших в контртеррористической операции, я понимал — все были настроены решительно: пора покончить с террористами и бандитами, окопавшимися в Чечне.
Хотя, конечно, в первые дни, пока не подтянулись регулярные войска, местное население было в шоке. Многие терялись в догадках. Сколько бандитов вторглось в Дагестан? Шестьсот, тысяча, две тысячи? Предполагалось, что значительно больше. Тысячей боевиков руководил Шамиль Басаев, тремястами — «Черный араб» Эль Хаттаб. И еще 1200 человек привели Магомед Багаутдин, Арби Бараев и арабский наемник Абу-Джа-фар. А к ним присоединились еще и местные ваххабиты и жители, которым угрожали смертью за сочувствие к гяурам, то есть русским. Однако в подавляющем большинстве своем дагестанцы дружно поднялись на отражение агрессии: в считанные дни вице-премьер республики Гаджи Махачев создал целую армию аварских ополченцев численностью в пять тысяч человек. Их действия координировал военный комиссар республики генерал-лейтенант Магомед Тинамагомедов, которого благодарные люди называли не иначе как министром обороны Дагестана.
12 августа 1999 года в Ботлихском районе Дагестана возле селения Годабери 250 ополченцев вступили в первый бой с исламскими экстремистами. Добровольцы захватили одну из высот и в течение часа отбивали атаки противника, пока к ним на подмогу не пришли регулярные войска. Потерь у ополченцев не было.
Добровольцы были настроены решительно — удача в первом бою утроила им силы. Бойцов разных национальностей, возрастов и профессий объединила гордость, свойственная каждому мужчине-дагестанцу, и ненависть к общему врагу, пришедшему с насилием в их дом. Дороги в Дагестане военные называли «дорогами гостеприимства» — жители селений то тут, то там выносили солдатам хлеб, холодную минералку, виноград, яблоки.
— Спасибо, что вы пришли к нам на помощь, — говорили люди, женщины низко кланялись. — Мы всегда об этом будем помнить...
Жребий брошен.
Юлий Цезарь
Генерал Казанцев
24 декабря 1999 года. Моздок. Центр боевого управления (ЦБУ).
— Ко мне никого не пускать, — устало сказал командующий Объединенной группировки войск генерал Казанцев оперативному дежурному. — Я занят с «Красной звездой».
Виктор Германович Казанцев открыл массивную дверь, вошел в кабинет. Я следом. Поудобнее разместившись в мягком кожаном кресле за широким столом, он нажал кнопку переговорного устройства:
— Доктора ко мне, — бросил он в микрофон.
В кабинет бесшумно вошел сухощавый подполковник и, подойдя к Казанцеву, попросил его разжать ладонь правой руки. Я не знал, что ему делают иглоукалывание. Подполковник тихо вышел. Мы же продолжали сидеть друг против друга: Казанцев с иголочкой, установленной на тыльной стороне указательного пальца, я — с включенным диктофоном.
— Виктор Германович, — поинтересовался я, — готовы ли войска к штурму Грозного?
— Никакого штурма не будет, — ответил командующий. — Мы не собираемся повторять трагедию января 95-го. Но боевикам, будь уверен, мало не покажется.
...С генералом Казанцевым я познакомился летом 1997 года, когда он был еще первым заместителем командующего войсками СКВО, а также председателем спорткомитета военного округа. Тогда я по собственной инициативе решил подготовить с ним интервью по проблемам спорта в округе. С полковником Алексеем Поповым, давним знакомым Казанцева еще по Забайкалью, мы прибыли к нему в 9 часов утра. Попов представил меня.
— Что я, Асташкина, не знаю, — хитро улыбнулся Казанцев. И сразу вопрос в лоб:
— А почему ты меня избегаешь? Боишься, что ли?
Я от неожиданности даже сделал шаг назад.
— Почему не был на учениях на полигоне «Прудбой», что я проводил с руководящим составом округа? — полушутя-полусерьезно продолжал наступать Виктор Германович.
Я лишь развел руками: крыть было нечем.
Вскоре после нашего разговора о спорте Виктор Германович стал командующим войсками округа. Помню, неделями мы находились в воздухе, перелетая с одного полигона на другой. Поначалу я поражался его всесторонним общевойсковым знаниям. Он, к примеру, мог доступно объяснить, скажем, командиру взвода, в чем заключаются особенности стрельбы в горах. Но, получше узнав о судьбе этого человека, перестал чему-либо удивляться.
Однажды по пути во Владикавказ мы сделали посадку на военном аэродроме в Краснодаре. Еще в полете я обратил внимание на молодого человека в инвалидной коляске, находившегося в салоне командующего. Как выяснилось позже, это был старший сын Казанцева Сергей. Однажды в разговоре с Виктором Германовичем я осторожно поинтересовался, что случилось с его сыном.
— При выполнении боевой задачи в первую чеченскую войну получил увечье, — ответил он.
С Александром Красавиным, порученцем командующего, мы спустили коляску на бетонку аэродрома и, откатив ее чуть в сторону, поставили рядом с пожилой женщиной, которая обняла сына Казанцева. Я поинтересовался у Красавина:
— Кто это женщина?
— Мать командующего, — ответил Александр.
Некоторое время спустя мне удалось ближе познакомиться с Надеждой Павловной. По натуре словоохотливая, она многое рассказала мне о сыне.
— В детстве он был непоседой, — вспоминала Надежда Павловна. — Как и все мальчишки любил играть в войну. И уже тогда определился с выбором: «Хочу поступать в суворовское училище». Мы в принципе не были против.
В десять лет Казанцев надел шинель с алыми погонами. В суворовском увлекся спортом — самбо и греко-римской борьбой, стал мастером спорта по обоим видам борьбы.
Надежда Павловна частенько бывала у сына в гостях. Виктор Германович немного смущался такой опеки, хотя и был всегда рад увидеть родное лицо.
Вообще Надежда Павловна Казанцева — удивительный человек. Она может часами рассказывать о своих предках:
— По линии матери в нашем роду было много военных. Мой прадедушка генерал-аншеф Соколов служил Отечеству верой и правдой. Он герой Отечественной войны 1812 года, похоронен в Санкт-Петербурге в Александро-Невской лавре...
Возможно, именно эти рассказы о его предках и пробудили в душе Казанцева, еще подростка, любовь к своему Отечеству, сформировали в нем гордость за свой род, дали и дают ему силы для служения Родине.
...Наша беседа с Казанцевым на ЦБУ продолжалась уже второй час. Командующий рассказывал о том, какая работа проведена в подразделениях и частях группировки, прежде чем войска «перешли Рубикон» — границу Чеченской Республики, что позволило сохранить главное — многие жизни солдат и офицеров.
Неожиданно наш разговор прервал звонок по аппарату «ВЧ». Звонил маршал Сергеев.
— Слушаю, товарищ министр, — спокойно ответил Казанцев.