Коммод - Михаил Ишков

Особняк отыскали быстро. Снаружи охраны не оказалось. Чернокожие солдаты без шума окружили строение, спрятанное в глубине квартала, за пропилеями. Им было приказано убивать всех, кто попытается выскочить из окон. Подобравшись к порогу, Лет помедлил, потом тяжело вздохнул и рукоятью меча постучал в створку. За спиной возвышался Вирдумарий. Рядом в темноте притаился Бебий.

Из‑за двери послышался испуганный женский голосок.

— Кто?

— Я, Лет. Мне хозяйку.

— Хозяйка занята.

— С хозяином?

Из‑за двери не ответили.

— Что молчишь? — рявкнул Лет.

— Заткнись, трибун, — донеслось изнутри. На этот раз ответил мужчина. — Что у тебя?

— Известие от императора.

— Нельзя подождать до утра?

— Это ты, Теренций? — прижавшись к двери, спросил Лет. — Слова императора могу передать только с глазу на глаз.

— Ты один?

— Нет, со мной Вирдумарий.

Наступила тишина. Прошло несколько минут. Наконец из‑за двери донеслось.

— Хорошо, ты войдешь, германец останется во дворе.

— Согласен.

Бебий слегка шлепнул Лета по плечу, тот чуть отодвинулся в сторону. Вирдумарий подался вперед, приготовился. Когда на той стороне закончилось звяканье отодвигаемых засовов, и створка чуть приоткрылась, телохранитель с силой рванул дверь на себя.

От такого мощного рывка Теренций, успевший стать декурионом преторианцев, вылетел на улицу. Здесь его тут же скрутили мавританцы, которым было строго — настрого приказано не шуметь, действовать тихо, кулаками. Оружием не звякать, применять его только в том случае, если не будет иного выхода или начнется свалка.

Лет, Вирдумарий, Бебий ворвались в прихожую. Их появление оказалось настолько неожиданным, что ни сидевший в вестибюле центурион, ни два могучего роста преторианца не успели выхватить мечи. Преторианцев сразили Вирдумарий и Лет, а Бебий ударом кулака лишил чувств центуриона. Глаза у молоденькой привратницы, стоявшей возле арочного входа на лестницу, расширились, она успела ойкнуть. На ее вскрик на верхнюю площадку выбежал преторианец и ту же, схватившись за горло, упал и покатился вниз по ступеням. Один из вбежавших в вестибюль мавританцев пустил в него стрелу из кавалерийского арбалета.

Между тем ошеломленный Вирдумарий оцепенел, не в силах отвести взгляд от срамных картин, развешанных по стенам вестибюля. Игры женщины с самцом — оленем заставили его разинуть рот.

— Наверх! — указал Лет.

В том же порядке нападавшие устремились верх по лестнице. В главном зале расположились еще двое солдат. Эти успели выхватить оружие, но тут же пали под ударами Лета и Вирдумария.

Далее ворвались в левый коридор, заглянули в триклиний, в спальню, где на огромном душистом ложе стояла на коленях молодая, красивая, с распущенными волосами женщина. Она прижимала простынь к груди и оторопело глядела на ворвавшихся воинов. Лет указал на нее мечом и крикнул.

— Это Тимофея!

Затем первым выскочил из спальни и махнул рукой.

— Вниз!

Всей группой они бросились к узкой лестнице, ведущей в нижнюю часть особняка.

Всего какого‑то мгновения не хватило Переннису, чтобы добежать до терм и воспользоваться запасным выходом. Они догнали Тигидия возле бассейна. Тот с отчаяния, как был завернут в белое покрывало, так и прыгнул в воду. Водоем был скромный, его, скорее, можно было назвать большой ванной. Стенки и пол были выложены белым мрамором, в углах скульптурные группы — амур, поражающие стрелами наяд.

Окруженный со всех сторон Переннис не спеша выпрямился в полный рост. Вода доходила ему до груди.

— Вот и все, Тигидий, — обратился к нему Бебий. — Выходи, будь мужчиной.

Тот не обратил на легата — пропретора внимания, глянул на Квинта.

— И ты, Лет?

— Я исполняю свой долг.

— А когда соглашался ограбить Фуфидия, тоже исполнял долг? Или когда позволил сбежать Матерну?

— Это теперь не имеет значения, Тигидий, — предупредил его Бебий. — Лет сегодня доказал свою верность императору.

— Мне жалко тебя, Бебий, — засмеялся Переннис. — По всем статьям прекрасный полководец, но дурак. Неужели ты полагаешь, что сегодняшняя ночь пройдет для тебя даром? Неужели тебе непонятно, следующим, кого лишат головы, будешь ты? Неужели ты до сих пор веришь нашему Геркулесу, в котором нет ничего не то, что от отца, но и от человека. Тем более от бога.

— И это не поможет. Умри как воин. Сейчас не время пророчествовать.

Тигидий кивнул и начал по воде приближаться к ступеням, ведущим бассейна. При этом торопливо договорил.

— За меня, Бебий, не беспокойся. Я горд тем, что довел дело до конца. Не застрял на полдороге, как ты, так и не понявший, что выжить сейчас можно только избавившись от Геркулеса.

— Неужели ты пощадил бы меня, Тигидий? — усмехнулся Лонг.

— Если мы сейчас договоримся, ты не только получишь награду, но и возвысишься. Я дам тебе лучшие провинции в управление.

— Кончай, Вирдумарий, — ахнул рукой Бебий.

Германец ухватил выбиравшегося из бассейна префекта за волосы и вытащил на сухое место. Здесь заставил встать на колени, затем взмахнул мечом и одним ударом наискосок срезал мятежнику голову. Тело покачнулось и рухнуло в бассейн. Голова подкатилась под ноги Бебию. Он поднял ее за волосы, глянул в лицо — взгляд Тигидия угасал.

Угас.

— Достань какую‑нибудь сумку, — обратился Бебий к Лету.

В этот момент пронзительный женский вопль нарушил установившуюся тишину.

В дверях стояла обнаженная, совершенных форм, женщина. Это была хозяйка заведения. Она вдруг прикрыла рот ладонями, теперь только выкатившиеся из орбит глаза были видны на лице.

Бебий указал на нее пальцем.

— Кончайте с падалью.

— Подожди, Бебий! — закричал Лет.

Он вплотную приблизился к легату — пропретору, вполголоса сообщил

— Она была, — он ногой указал на плавающее в окрасившемся кровью бассейне тело Перенниса, — его доверенным лицом. Тимофея многое знает.

Он заговорил еще тише, совсем шепотом.

— Если ее хорошенько потрясти, из нее можно выколотить гору золоту. Они с Тигидием такие делишки обделывали с конфискованным имуществом. Мы могли бы пообещать ей жизнь…

— Нет, Квинт. Все награбленное и так всплывет. Полагаю, что Тигидий был не настолько глуп, чтобы прятать имущество, а подставлять свою голову под обвинения в сокрытии…

— Как знаешь, — разочарованно произнес Лет. — Я что, я ничего. Режьте ее, ребята.