Хадават - Вячеслав Ковалев

– Что ты делаешь? – спросил монах, исподлобья поглядывая на Макса.

– Заткнись, – ответил он, закрыл глаза и положил руку на колено монаха. Досталось мужику. Рана была ужасной. Макс понимал, что никогда ничего подобного не делал, но попробовать стоило. Минут через сорок он устало отвалился в сторону. Танцевать монах, ясное дело, не сможет, но и гангрена ему теперь не грозит. Да и раздробленные кости, и разорванные ткани Макс сумел собрать – как смог, конечно. Остальные раны были неопасны – ушибы, ссадины. Правда, здоровенный синячище вполлица не придавал монаху привлекательности, но ничего, потерпит.

Монах во все глаза смотрел на него.

– Зачем? – спросил он едва слышно.

– Ты дурак, – так же ответил Макс и медленно лег на спину, глядя на проплывающие облака. «Надо и собой заняться», – вяло подумал он, проваливаясь в забытье.

Ему снился сон. Хороший детский сон. Вроде бы он совсем еще пацан. И он ободрал руку и разревелся. И пришла его мать, еще молодая и полная сил. «А ну-ка перестань рыдать, Максимка, мужчины не плачут», – приговаривала она, пытаясь выглядеть грозно и серьезно, смазывая его руку чем-то пахучим и жгучим. И он старался не плакать, глотая слезы и всхлипывая. А она сидела рядом, и ее нежные руки гладили его по голове. И боль отступала и в конце концов ушла совсем.

Макс открыл глаза и увидел над собой сероватое небо. Сколько он провалялся? Не спеша встал. Огляделся вокруг. Монах никуда не делся. Лежал ничком – видать, спал. Первым делом Макс осмотрел руку. Что ж, лучше, чем вчера, но до заживления еще далеко. Он уже привык к тому, что на нем все заживает как на собаке. Да что там! Любая собака ему только позавидовала бы.

Он встал. Голова прояснилась, перед глазами больше не скакали веселые чертики, и на том спасибо. Рука еще болела, но это ненадолго. Услышав шорох позади себя, обернулся. Монах проснулся. Макс вынул кинжал и подошел к нему. Тот слегка напрягся, глядя Максу прямо в глаза. «Партизаны не сдаются!» – почему-то подумал Макс и улыбнулся. Зашел чуть сбоку и разрезал монаху веревки, связавшие руки.

– Дурак ты все-таки, – вяло бросил он, поднял свой мешок, постоял немного около могилы Кечьо-но, отвернулся и зашагал прочь. Спину ему буравил взгляд монаха. Но Максу не было до него никакого дела.

…Вот и все. Теперь осталось вернуться и пообщаться с дядюшкой. Никита оглянулся на пацана. Уже третий день они шли к воротам.

С Всевидом получилось легко. Даже легче, чем он думал. Как и ожидалось, увидев приближающегося человека, Всевид и мальчишка насторожились, но не более. Никто не стал сразу нападать на него. Подпустив Никиту поближе, Всевид коротко поздоровался и кивнул в сторону берега небольшой речушки: «Отойдем». Ну что ж. Отойдем.

– Ты как сюда попал, парень? – спросил он, внимательно рассматривая Никиту. Тот выдал ему заранее продуманную историю. Мол, и сам не знаю. Поехал на рыбалку, пошел побродить по лесу, заблудился, дурак самонадеянный, и вот сюда вышел.

– А до цивилизации далеко? – как можно более наивно поинтересовался он у Всевида.

– Смотря что считать цивилизацией, – прищурившись, ответил тот. – А что, людей до нас ты не встречал?

– Нет, – соврал Никита.

– Ну да, ну да. – Всевид скользнул взглядом по ножу, висящему у Никиты на поясе.

«Черт, ножичек-то местный, надо было его оставить. Остолоп». И в этот момент Всевид ударил. Непонятно, чего он хотел – то ли проверить незнакомца, то ли оглушить и потом как следует расспросить, только бил он не для того, чтобы убить. Это уж точно. И это было ошибкой. Потому что Никита как раз готов был убить. «…Разыскать Всевида и вернуть его. Если не получится – устранить. Но обязательно забрать мальчишку. Потому что тот, скорее всего, ходок…» – вспомнилось ему. Если честно, Никита даже не успел толком решить, что делать с Всевидом. Его тело решило за него. Телу некогда рассуждать. Оно сражается. Вот и все. Удар. Блок. Разворот. Удар. Захват. Только когда послышался хруст ломающихся позвонков, Никита понял, что произошло. Он убил Всевида. Что ж. Значит, так тому и быть. Печалиться по этому поводу он вовсе не собирался. Не задерживаясь над телом, обернулся и быстро пошел к дому. Пацан стоял соляным столбом и таращился на него. У парня был шок. Неожиданная и быстрая гибель учителя поразила его.

– Ты пойдешь со мной, – рявкнул Никита.

Пацан отрицательно покрутил головой. Медленно, словно во сне, развернулся и сделал шаг к дому. Никита тут же сбил его с ног.

– Бежать надумал, щенок! – На парня обрушился новый удар…

…Он вновь посмотрел на пацана. Тот изо всех сил старался держаться, но было видно, что ему страшно. Особенно когда он вот так подолгу смотрел на него. Сегодня утром он убил медведя. Этот бой ничем не напоминал тот, первый, когда он пробовал свои силы. Собственно, боя не получилось. Мгновенно трансформировавшись, он убил грозного хищника, тот даже испугаться не успел: уж очень быстр он был в своем боевом режиме. Правда, помнил все смутно. Кажется, он разорвал ему пасть; кажется, пил теплую еще кровь. Чуть позже, уже придя в себя, он долго смывал ее с рук и лица, пытался оттереть с брюк, потом плюнул на это. Потом увидел безумные, переполненные страхом глаза мальчишки. Хотя кроме страха, там было что-то еще. Что? Что? Ладно. Неважно. Да, пацан напуган. И боится его, Никиту. Это правильно. Это хорошо. Боится, значит, не будет делать глупостей».

Настроение у него было паршивое. Его все раздражало. Эти горы, эти козьи тропы, по которым приходилось пробираться. Пацан этот. Все. Но больше всего его раздражало ощущение некой потери, которое прочно поселилось в нем. С тех самых пор, как он услышал хруст позвонков и безжизненное тело Всевида рухнуло к его ногам, будто что-то вынули из него. Что-то очень важное и ценное. Нет. Не так. Будто это «что-то» уже выскальзывало из него уже тогда, но еще держалось, еще можно было не дать ему исчезнуть. Но вот хрустят позвонки, тело убитого валится к ногам – и все. «Что-то» срывается и несется прочь, все дальше и дальше. А еще это «что-то» сквозит в глазах пацана, примешиваясь к страху.

«Все! Хватит!». Он встал, с наслаждением потянулся, отметив, как тело тут же с готовностью стало меняться. Ему нравилось это ощущение. Каждой клеточкой своего нового организма он ощущал, как напрягаются мышцы, готовые мгновенно превратиться в стальные узлы, как начинают жить своей жизнью кости и уже готовы вырваться на свободу жаждущие крови смертоносные когти. Он остановился, встряхнув руками. Не сейчас, сейчас не к чему. Он подошел к пацану и развязал ему руки. Страх держит лучше любых уз. Он усмехнулся…

Снова один. Макс только сейчас понял, насколько привязался к Кечьо-но. Вот уж воистину: «Что имеем – не храним, потерявши – плачем». Да, это так. Он сидел на скалистом уступе, который несколько возвышался над остальным пейзажем. Вокруг раскинулись синевато-зеленые горы с округлыми и покатыми вершинами, заросшие лесами. Когда-то, много тысячелетий назад, они гордо возвышались над миром, и их заснеженные вершины смотрели, как мимо проплывают облака. Но те времена давно уж миновали.