Седой Кавказ - Канта Хамзатович Ибрагимов

согласен перейти на периферийный винзавод, сохранив должность. Все эти вопросы мог бы решить на месте и сам Ясуев. Однако в последнее время то ли Ясуев, как второй секретарь обкома, делится неверно, то ли стал наступать на пятки первому секретарю. Короче, из Москвы их надо помирить или четко обозначить сферы влияния и контроля.

И наконец, последний вопрос, это судьба осужденного сына Домбы – Анасби. Проблема обсуждается не впервой, и, как радостно сообщает Шаранов, первого мая, сразу же после демонстрации, член коллегии Верховного суда России должен приехать на его дачу и там в строгой конспирации окончательно обозначить все нюансы сделки.

Вечером первого мая к даче Шаранова подъехала черная «Волга» со спецномерами. Высокий мужчина, как в непогоду, глубоко напялил шляпу, поднял воротник плаща и спешной походкой засеменил в дом. По уговору с хозяином Домба затаился на втором этаже. Докуев долго и безуспешно вслушивался в голоса из гостиной, однако кроме шума телевизора ничего не слышал. Тогда он очень осторожно приоткрыл дверь и босиком, на цыпочках, спустился на полпролета лестницы.

– Да что там говорить, – услышал он красивую дикцию охмелевшего судьи, – я внимательно ознакомился с делом. Э-э-э, как его фамилия? А, да, Докуев… Так вот, этот Докуев, в форме, при исполнении служебных обязанностей во время задержания преступника, при оказании вооруженного сопротивления применил табельное оружие. И правильно сделал… Конечно он виноват, что не сделал предупредительного выстрела и, конечно, четыре выстрела в упор – многовато, но он оборонялся от целой группы во главе с ярым рецидивистом, беглецом. И вся коллегия судей единогласно считает, что он… э-э-э, как его фамилия?… да, Докуев, абсолютно не виновен. Конечно, есть превышение полномочий, так за это полагается год условно, да и то многовато… Давайте выпьем. – Домба услышал звон бокалов, аппетитное почавкивание и следом – с едой во рту. – А если честно, то я этого милиционера не в тюрьму, а на Доску почета повесил бы, и если бы он не одного, а десятерых этих чернозадых убил бы – орден дал бы… Ну и что, что он пристрелил одного чеченца? Мало! Его надо срочно освободить, снова пустить в органы, чтобы и других пострелял, а то развелось этой гнили.

– Ну, нельзя так огульно, нельзя, – сдавленный бас Шаранова.

– Да бросьте Вы, ведь сами рассказывали. Вы этого брата лучше меня знаете… Так что мы готовы, пусть везут бабки.

– Уж больно много, Петр Натанович, побойтесь Бога.

– Да что с Вами? У этих кавказцев деньги на деревьях растут… Мы ознакомились с его досье, там есть кому раскошеливаться. А нас одиннадцать человек. В принципе – это по-божески, учитывая Ваши рекомендации в их лояльности. А если не согласятся, то дело теперь у нас, и мы можем все пятнадцать лет дать, а то и вовсе под расстрел пустить. Так что выбора у них нет, и, как говорится, торг неуместен.

После отъезда важного гостя его место за обильным праздничным столом, накрытым самим Докуевым, занял он сам. Только чувствовал он себя не судьей, а скорее подсудимым; он не услышал главного – суммы и теперь съежился, от нетерпения выпалил сходу:

– Сколько?

Услышав ответ Докуев, не только съежился, но и осел: глаза и рот стали круглыми, непонимающе тупыми:

– Да за такие деньги я сам в тюрьму сяду, – выпалил он.

– Не волнуйся, – злобная усмешка застыла на лице Шаранова, – ты еще успеешь, и не за такие деньги, а за миллионы.

У Докуева несколько раз подряд екнуло сердце, ужасающая волна страха прокатилась свинцовой тяжестью по телу, сдавила мертвой хваткой горло, грудь.

– Это еще не все, – с той же усмешкой продолжал Шаранов, и только сейчас Домба заметил, что глаза хозяина дачи, да и его пожизненного хозяина, по-мертвецки неживые. – Так вот, – продолжил москвич, – и мне за все труды полагается половина этой суммы.

– Зачем Вам такие деньги? – выпалил Домба и даже обрадовался, что машинально не добавил: «Вы ведь уже двумя ногами в могиле».

– Знаешь, Домба Межидович, ты еще относительно молод и не понимаешь; оказывается, деньги нужны только в старости, когда ты беспомощен… Деньги – энергия, движущая и содержащая человека. В молодости у человека столько энергии, что такие стимуляторы, как бумажки, не нужны, а вот когда внутри нет жизни, необходим мощный внешний источник… Понял? Не волнуйся, лет через десять поймешь… Налей нам по чуть-чуть.

Молча чокнулись, выпили. От едкого спазма в горле Докуев еле глотнул.

– А чтобы ты не волновался, – теперь вместо усмешки, хмурая строгость застыла на лице Шаранова, – сообщаю следующее… Вчера я говорил лично с работником сельхозотдела ЦК КПСС. Как пенсионер, ты на прежнюю должность не потянешь, а теплое место получишь… Я думаю, на Червленском винзаводе. Конечно, придется каждый день ездить, но это по нынешним временам даже лучше, чем твоя бывшая должность. И главное, твой сын получит лицензию на выпуск алкогольной продукции в своем цехе.

– Вот это да! – рассияло лицо Докуева, неизвестно куда исчезла вся горечь и спазм. – Вот это спасибо! Как я Вам благодарен! Что бы я без Вас делал?

– Правильно, Домба Межидович, мы друг без друга ничто, и только в единении наша сила и мощь. А этого Брасова мы еще изничтожим, поваляется он еще в наших ногах. Скотина!

На радостях Докуев опорожнил подряд несколько рюмок коньяка, его развезло, и он стал клясться в верности Шаранову, даже обещал убить, если надо, и самого Брасова, готов и сам помереть за дело. Вконец расщедрившись, наобещал вечному покровителю не только требуемую сумму, но даже больше. Совсем охмелев стал рассказывать, как накануне его ублажала молоденькая блондинка, говорил, что она бы и мертвого возбудила. От последних слов в туманных глазах Шаранова забрезжил хилый, завистливый проблеск жизни.

– Доставь ее сюда, – сквозь вставные челюсти процедил хозяин дачи.

– Зачем? – оторопел Домба, но вовремя спохватившись исправился. – Когда?

Через день, третьего мая, Докуев Домба и Мараби вылетели из Москвы в Грозный. Весь полет, как и ночь накануне, Домба думал, как бы не дать денег Шаранову, тем более что пользы больше от него не будет – старым стал, скрягой и болтуном. «Его легче убить, чем содержать», – подытожил свои мысли Докуев.

А буквально на следующее утро он через депутатский зал провожал Мараби обратно в Москву с туго набитым атташе-кейсом в руках для члена коллегии Верховного суда.

Только Домба вышел из здания Грозненского аэропорта,