Седой Кавказ - Канта Хамзатович Ибрагимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Два дня он блаженствовал, послал Полле нежное, трогательное письмо, а на третий – странным образом занемог. Тяга к Букаевой овладела всем его существом. Стал он звонить ей домой, на работу, а ее нигде нет. По просьбе Арзо Дмитрий подключился к поискам, и все неудачно, то она у тети, то у дяди, и так пару дней. Самбиев совсем исстрадался, опечалился, ему не спится и не естся.
И наконец как-то вечером Марина подняла трубку телефона.
– Выйди! Я прошу тебя, умоляю! – с жалостливой скорбью просил он.
Она появилась на сорок минут позже условленного времени. На улице было темно, прохладно, моросил дождь.
– Просто я не могла видеть, как ты мокнешь под дождем, – была ее первая фраза.
Марина была недоступной, горделивой, и в то же время что-то печальное сквозило в ее голосе, манере держаться.
– Я тоже страдаю от твоей подлой измены. Ты не только на теле, ты в душе оставил синяки ран, – вторая фраза.
То ли от слез, то ли от дождя их лица взмокли.
– Хорошо… Но знай, если еще когда-нибудь…
– Никогда, никогда! – не дает договорить Самбиев.
– После твоих домогательств я вынуждена смириться с участью быть твоей, – последняя торжественно-скорбная фраза, и следом прощальное резюме, с довольным оскалом. – Возьми зонтик, простудишься…, – и по окончании приказ, – из дома позвони.
Предался Арзо течению, и казалось бы, плыви себе в удовольствие, наслаждайся перспективой простора, однако что-то неосознанное, глубинное тянет его против потока; скрыто косится он на берег и инстинктивно хватается за соломинку…
– Весь город о нас говорит, – на серьезный лад перестроила отношения Марина. – Пора как-то определяться.
– Что значит определяться? – прикинулся дурачком Самбиев.
– Ведь не можем мы всю жизнь так шастать?
– Мы должны жениться?
– Что значит «должны»?
– Я жажду этого, но придется отложить, у меня повестка в военкомат,- и Арзо предъявил документ.
– Что это значит? Я скажу папе!
– Поздно, я прошел медкомиссию, сдал паспорт.
– Ты негодяй! Ты мне все планы разрушил. У меня должны быть вступительные экзамены в аспирантуру… Кто меня теперь в Москву незамужней отпустит?
– Ну, подожди годик. Я ведь не по доброй воле. В колхозе была бронь, а в городе я ее лишился.
– Это подло, – трясет Букаеву злость. – Почему ты раньше не сказал. Мой отец освободил бы тебя.
– Мне отец твой не нужен. Сам способен прожить.
– Ты об этом еще пожалеешь.
Снова раздор, но не надолго. Юрист сжалилась над призывником.
В бурном общении они проводят остаток дней до отправки. Как бы в шутку, в основном под диктовку любимой Арзо пишет прощальное трогательное послание, где есть строка с обязательством блюсти верность и жениться только на ней.
В солдатском вагоне Самбиев – самый взрослый среди юнцов. Он бросил на полку рюкзак с пирогами Букаевой, выглянул в окно. Одинокая, в сторонке, в прохудившемся пальтишке искала его запавшими глазами мать…
Ночью на верхней полке, уткнувшись в стенку, под стук колес он долго не мог заснуть, ворочался, всякие горестные мысли тормошили душу. В тягостной полусонной дремоте ему грезится, что он полез вверх по родному буку. Не успел он преодолеть первое разветвление, как дерево задергалось, закачалось, заколотилось, противясь покорению. Испугался Арзо, в бессилии попытался обхватить толстый ствол, закричал.
– Что с тобой? – дергает Самбиева за плечо парнишка с нижней полки.
Арзо молча мотнул головой, уткнулся ничком в вонь и сырость вагонной подушки. А поезд мчится вдаль на бешеной скорости, весь трясется, как ствол бука во сне, и колотится встревоженное сердце в такт перестуку колес… Вновь оказался Арзо на трясущемся, непокорном буке. Нет, не хочет он высот и простора, по душе ему тишь и спокойствие. С блаженством он бросается вниз и почему-то оказывается в навозной жиже скотной фермы. И ничего, что вонь, и ничего, что грязь, и не так противны укусы жирных мух. Влажные носы коров брезгливо обнюхивают его, недовольно фыркают, а здоровенный бык небрежно боднул его в бок… От толчка Арзо очнулся. Поезд стоял на пустынной, захолустной станции. От укусов блох горели оголенные шея и ноги, в соседнем сортире обильно мочились, воняло отхожестями.
Новый толчок – поменялись локомотивы, как ориентиры в жизни, и состав дергаясь, медленно тронулся, с каждым стуком все дальше и дальше унося от родного села, от нерешенных им проблем.
Арзо, как воочию, увидел сгорбленную мать на вокзале, исхудалых сестер, брата Лорсу в пустыне с плачущим сыном на руках, Поллу в куцем плаще: защемило грудь, едкий комок подкатил к горлу, увлажнились глаза. От стыда и злобы заслонил рукой глаза и только сейчас признал и осознал, что не захотел бороться, не сумел трудиться, не стал опорой – бежал… Он трус и босяк.
Часть IIIa
* * *
В начале 1985 года после смерти Генерального секретаря ЦК КПСС Черненко К.У. страну Советов возглавил Горбачев М.С. В то время Советский Союз находился в повальном кризисе, господствовал дефицит всего необходимого. Новое руководство огромной державы искало причины экономического и морального упадка. Во время мартовского Пленума ЦК КПСС было выявлено, что основой всех бед является пьянство и алкоголизм – словом, народ не работает, а пьет. В ходе дальнейшего анализа выяснилось, что виноваты не те, кто спивается, а те, кто спаивает, иначе – производит зелье.
«Зри в корень», – гласит народная мудрость, и руководствуясь ею, по всей стране стали выкорчевывать тысячи гектаров элитных виноградников и садов, а вместе с ними начали ликвидировать и перепрофилировать специализированные хозяйства.
Виноградарство и виноделие являлись самой доходной отраслью сельского хозяйства Чечено-Ингушской АССР. И тут из Москвы посыпались директивы с приказами: ликвидировать, сократить, упразднить, переспециализировать и так далее. Десятилетиями создаваемая империя «Чеченингушвино» накренилась, депеши из столицы, как смертоносные торпеды, пробили мощную бронь лакомого корыта.
Многие труженики республики остались без средств к существованию, без базы приложения своего труда. В их число попала и семья Докуевых. Правда, средств для безбедного существования у них было предостаточно, но эту кампанию они восприняли как крах семейного благополучия. И честно говоря, поводов для такого состояния было предостаточно.
Во-первых, сославшись на предпенсионный возраст, сократили с работы главу семьи – Докуева Домбу. Во-вторых, виноградарный колхоз «Путь коммунизма», возглавляемый Докуевым Албастом, раздробили, как ранее и было, на три хозяйства, переспециализировали на традиционное мясо-молочное направление. И наконец, что самое гнетущее, заморозили окончание строительства винно-водочного цеха, на создание которого семья Докуевых израсходовала немало