Добронега - Владимир Романовский

— К Софии, — сказал сигтунец.

— Зачем? — спросил Яван.

— Не на Русь же мы ее повезем.

— Кого?

— Которая перед тобою сидит. Мы ведь спешим, не так ли.

У Софии Хелье спешился и стащил с помощью Явана новгородку с седла. Он и Яван одновременно поморщились. Пахло от нее отвратительно, соображала она плохо, и проявляла невнятное беспокойство. Положив ее руку себе на шею, Хелье втащил ее по ступеням к главному входу и несколько раз стукнул в дверь ногой. Ничего не произошло. Пришлось стучать поммелем.

Наконец загремели засовы и тяжелая дверь медленно отворилась. Сонное лицо дьякона высунулось в проем. Спешившийся и подошедший Яван сказал по-гречески:

— Эту женщину украли пираты.

— Она из благородной семьи, — подсказал Хелье.

— Она из благородной семьи, — перевел Яван. — Пусть она проведет здесь ночь, а наутро, помолившись и помывшись, расскажет вам, кто она и откуда, и вы решите, что делать дальше.

— Может, лучше в крог ее отведете? — засомневался дьякон.

— Что он говорит? — спросил Хелье.

— Говорит, что лучше ее в крог отвести.

— Скажи ему, что тоже самое ему скажет Святой Петр у ворот Рая.

Яван перевел. Хелье наклонил голову и саркастически посмотрел на дьякона. Освобожденная не понимала, что происходит, и полными беспокойства глазами смотрела то на дьякона, то на Хелье, то на Явана.

— Как зовут тебя, добрая женщина? — спросил дьякон сварливо.

— Иоанна, — неожиданно ответила новгородка.

— Ну вот видишь, все и устроилось, — сказал дьякону Хелье.

Яван перевел.

— Я должен поговорить с патриархом, — возразил дьякон.

Яван перевел. Хелье разозлился.

— Ага, — сказал он. — Здесь есть поблизости дом, где живут послы Папы Римского. Сейчас мы ее туда отведем… Яван, переводи… они с удовольствием ее примут, после чего мир узнает, уж мы об этом позаботимся, как поступает с попавшими в беду церковь Константинополя, и чем ее прием отличается от приема, оказываемого Римской Курией.

Дьякон злобно посмотрел на Явана. Яван сделал круглые глаза и пожал плечом, имея в виду, что его дело маленькое, он просто толмач. Тогда дьякон злобно посмотрел на Хелье.

Самостоятельные решения ему приходилось принимать редко, и этим положением он был весьма доволен. Нет, он не видел ничего предосудительного в оказании помощи этой женщине. Более того, оценив ее потрепанный вид и полные беспокойства глаза, он ее пожалел. Но что, если решение приютить ее окажется неправильным и он получит от начальства нагоняй? Тем не менее, дьякон занимал достаточно высокий пост в церковной администрации, чтобы понимать — Курия Романа не замедлит воспользоваться любым случаем, чтобы представить константинопольскую ветвь папской администрации в глупом виде, и ответственность ляжет на него, дьякона. Его пошлют миссионерствовать в дикие страны, может даже к персам — кому такое понравится?

— Хорошо, — сказал он. — Давайте ее сюда.

Иоанна едва не упала, когда Хелье передавал ее дьякону. Сердце дьякона окончательно переполнилось жалостью. Он поддержал женщину и, будучи менее брезглив, чем Хелье и Яван, не обратил никакого внимания на запах. Он ввел ее в Софию, придержав дверь ногой.

— Хороший человек, — серьезно сказал Яван.

Хелье пожал плечами.

До Тибериевых Ворот они добрались без приключений. Эржбета соскользнула с крупа лошади Хелье. Конюх заворчал и запричитал по поводу состояния коней — кони были в поту и пене.

— Гильом Старый Франк вернулся? — спросил его Хелье.

— Ты только посмотри, что вы сделали с конями, — сказал конюх.

Хелье схватил его за шиворот.

— Да, вернулся. Вон он, в центральных стойлах.

— Дир, — позвал Хелье.

Вдвоем они подошли к Гильому. Хелье вытащил из кармана серебряный амулет на цепочке и покачал им возле галльского носа конюха.

— Двадцать пять аржей вот по этой страде, — объяснил конюх. — Смотрителя зовут Аристарх.

— Если не двадцать пять, а двадцать семь или двадцать три, и если его зовут не Аристарх, мы вернемся, — пообещал Хелье.

Конюх поджал губы.

В повозку впрягли двух молодых игривых топтунов. Яван сел подальше от Эржбеты. Дир отчитал Годрика и дал ему вожжи, а сам пристроился у борта повозки, завернул голову в сленгкаппу, и уснул.

Чуть за полночь Хелье сменил Годрика и повозка пошла быстрее. Двадцать пять аржей преодолели еще до светла. Показалось селение. Конюх Аристарх оказался местным смердом, содержавшим по совместительству конюшню и большой дом с несколькими пустыми комнатами наверху. Неустрашимые были предусмотрительны. Амулет Аристарха сразу удовлетворил, и он стал распрягать лошадей.

— Вы можете пока что отдохнуть наверху, — сказал он.

Дир и Яван не возражали. Хелье посмотрел на Эржбету.

— Торопиться некуда, — сказала она. — Время есть. Больше, чем нужно.

Разошлись по комнатам. Хелье растянулся на льняной простыни — Неустрашимые располагали значительными средствами.

Он сразу уснул, а проснулся от того, что почувствовал чье-то присутствие рядом. Открыв глаза, он увидел Эржбету, сидевшую на краю постели.

— Я тебя не поблагодарила, — сказала она. — Ты меня спас. Меня никто никогда не спасал. А ты спас.

Хелье закрыл глаза и снова уснул. Эржбета снова его разбудила, на этот раз поцелуем в губы. Истома прошла по телу медленной теплой волной. Эржбета поцеловала его в шею. Очевидно, именно в этот момент в Хелье окончательно проснулись все чувства, и он ощутил неприятный запах, исходящий от тела женщины. Могла бы и помыться, тут недалеко ручей.

Он сел на постели.

— Давай проведем здесь весь день, — сказала она, развязывая ему тесемки на рубахе.

— Мы же спешим.

— Нет.

— Нет времени.

— Есть. Сколько угодно.

— Мария там…

— Не волнуйся.

— Я не волнуюсь. Но есть поручение, и его нужно выполнять.

— Поздно, — сказала Эржбета.

— Что — поздно?

— Мы опоздали.

— Не понимаю.

Он отодвинулся от нее.

— Что значит — опоздали?

Эржбета заколебалась.

— Говори, — потребовал Хелье.

Эржбета вдруг оскорбилась, отодвинулась от него, и посмотрела злобно.

— Встреча Неустрашимых назначена на восьмой день месяца, — сухо сказала она. — Восьмой день наступает через три дня. За три дня мы в Киев не успеем.