Добронега - Владимир Романовский

— Три дня!

— Да.

— И что же?

— Мария не придет на встречу.

— Потому, что она заперта в светелке?

— Не будь наивным. Вся охрана терема кормится за счет Марии. Если бы она хотела выйти из светелки, она смогла бы это сделать в любой момент. Но она не захочет.

— Почему?

— Она думает, что сможет таким образом спастись.

— От чего?

— От возмездия.

— Какого еще возмездия?

— Всякий, взявший на себя ответственность участвовать в событиях как член одного из шести семейств, должен на встречах предъявлять доказательства, что он имеет на это право.

— Какие?

— Амулет.

— А если не предъявит?

— Подлежит уничтожению.

Хелье вздрогнул.

— Марию убьют прямо в светелке, — сказала Эржбета холодно и жестко. — Мы не можем ей помочь.

— Что-то ты не то говоришь, — возразил Хелье. — До Константинополя мы доехали в два раза быстрее, чем любой гонец. За шесть дней. Если встреча назначена через три дня, не означает ли это, что у нас было всего девять или десять дней на все, с самого начала?

— Да.

— Но это же глупо. Понятно, что мы не успевали. Ты об этом знала.

— Нет.

— Что — нет?

— Не знала.

— Как это — не знала?

Эржбета колебалась.

— Я думала, — сказала она наконец, — что Константинополь ближе.

Не сплю ли я, подумал Хелье. Вроде нет, не сплю.

— Ты же бывала в Константинополе раньше.

— Да, — мрачно согласилась она. — Но раньше мне не приходилось лететь туда, сломя голову. Я каждую ночь где-нибудь останавливалась, а днем ехала неспеша.

— И ты подумала…

— Что если поспешить, то мы успеем. Я ошиблась.

— А когда ты поняла, что не успеем?

— В Корсуни. Бывают неудачи…

— К лешему философию. Три дня?

— До встречи Неустрашимых?

— Да.

— Три с небольшим. Встреча в полдень четвертого дня.

Хелье сполз с ложа и распрямился, потягиваясь. Сонный, он соображал с задержками, и это его раздражало.

— Три дня, — повторил он, натягивая сапоги.

— Что это ты? — спросила Эржбета, все еще сидя на постели. — Собрался куда?

Хелье не ответил. Проверив содержимое мешка и убедившись, что хартии и амулет на месте, он опоясался свердом и вышел. Эржбета вышла за ним. Не стучась, Хелье зашел в комнату Явана. Яван бормотал и ругался во сне. Хелье тронул его за плечо.

— Яван. Слушай внимательно.

Яван сел на постели. Свет от свечи, которую держала стоящая в дверном проеме Эржбета, падал на бледное заспанное лицо.

— Нужно спешить, — сказал Хелье. — И я спешу. Один. Объяснять некогда. Не торопись, езжай малой скоростью в Киев. Там и встретимся. Если Эржбета чего-нибудь выкинет, сверни ей шею, она мне надоела. Дира в обиду не давай. Всё.

— Куда ты?

— Эржбета тебе все объяснит. А если заупрямится, выколи ей глаз. Пусть идет к болгарам.

Хелье прошел к двери и так посмотрел на Эржбету, что она сама посторонилась, давая ему дорогу.

В конюшне он разбудил Аристарха, дал ему монету, спросил о местонахождении следующей подставы, получил вразумительный ответ, сам оседлал лучшего коня, вскочил на него, и галопом вылетел на тропу, которая вскоре вывела его к хувудвагу, идущему вдоль побережья. Ехать предстояло через выжженные Базилем земли болгар где, в связи с потерей общего контроля над страной, хувудваги наверняка кишели разбойниками, но другого выхода не было.

* * *

Мария проснулась на рассвете и еще раз перечла письмо, прибывшее в светелку ночью таинственным образом, когда она дремала у окна. Кто-то проник в светелку. Кто-то. То, что пребывание в светелке вовсе не уменьшает опасность, Мария знала. И все-таки иллюзия лучше, чем отчаяние. Но вот и иллюзия разрушилась.

говорилось в письме, —

Подпись отсутствовала, но писано было рукой Эймунда. Мария хорошо знала этот почерк.

Где же Эржбета и Хелье? Ведь Эржбета мне обещала, а Хелье такой преданный и действенный. Неужели они оплошают? Опоздают? Не сумеют? Девять дней прошло — за девять дней можно добраться до края света и вернуться, а Константинополь совсем рядом!

Может, на них напали по пути. Может, Васс сумел от них ускользнуть. Может, спьены Владимира приняли меры. Встреча — сегодня в полдень. Я погибла. Я погибла. Надежды нет. Никто не придет. Никто не спасет. В полдень! До Пыльного Конца еще дойти надо, а это целых полчаса. А уже рассвет! И уже три дня я мучаюсь, и тревога все нарастает, и некому довериться.

Через два часа после рассвета раздался стук в дверь. Мария вздрогнула всем телом. Но это всего лишь холопка принесла завтрак.

Пришел холоп — чистить нужник.

— Послушай, — сказала Мария.

— Да, княжна.

— Позови-ка мне охранника, который за дверью.

Охранник, молодой красивый парень, вошел и почтительно остановился у двери.

— Как тебя зовут?

— Сольдей.

— Сольдей, ты был когда-нибудь в Константинополе?

— Нет, княжна. Сожалею об этом. Говорят, очень красивый город.

— А знаешь ли кого-нибудь, кто был?

— Как же, знаю. И вояк, и купцов.

— Сколько туда ходу?

— Недели две или три, княжна.

— А если очень спешить?

Сольдей задумался.

— Ну, — предположил он, — ежели уж очень поспешать… Дней десять-двенадцать, наверное.

— Туда и обратно?

— Нет, только туда.

— Ты что-то путаешь, — сказала Мария, холодея. — Ты, Сольдей, путаник, да? Я сама знаю людей, которые туда ездили и возвращались за неделю!

Сольдей замялся, хмыкнул, и улыбнулся.

— Шутишь, княжна?

— Нет, с чего ты взял?

— Да как же. Да ведь до Константинополя около тысячи аржей.

— Ну и что?

— Как — ну и что? Это же в день получается… сколько?… очень много получается в день. Это надо либо по воздуху лететь, либо рысью все время скакать, нигде не останавливаясь.